Туула Карьяллайнен - Туве Янссон: работай и люби

Туве оправилась от разгромных отзывов на картину «Семья» и начала работу над следующим полотном. Это был автопортрет, на котором Туве изображена в пушистом боа из рыси. Портрет так и называется: «Боа из рыси». В этой работе художница приступила к анализу своей внешности. «Я выгляжу, как кошка, в своей желтой шубке, у меня холодные раскосые глаза и гладкие, собранные сзади в пучок волосы. Позади меня — фейерверк из цветов. Не знаю, хороша эта картина или плоха, я просто рисую… Не хочу делать ничего, что мне не интересно… Я всё всегда воспринимала слишком серьезно, слишком глубоко», — писала Туве Еве Кониковой.

«Автопортрет в боа из рыси», 1942, масло

На картине словно изображена новая Туве Янссон, которая спокойно смотрит в будущее. Взгляд ее глаз, цвет которых на портрете передан не одним, а разными оттенками, больше не кажется пронизывающим, напротив, миндалевидные глаза играют эмоциями. Рот по сравнению с другими автопортретами прорисован мягче и чувственнее, а не сжатым в напряжении или даже злости. Никакого головного убора нет, волосы гладко зачесаны назад. Широкая и мягкая желто-коричневая волна рысьего меха обрамляет шею и прикрывает верхнюю часть делового дорожного костюма в коричневую полоску. В руке Туве держит зонтик. Задний план картины переливается красивыми оттенками серо-синего, а справа от женщины проглядывает бело-голубой узор из цветов. Здоровая самооценка художницы — вот что стоит за этим нарядным и смелым полотном.

Именно в смелости больше всего нуждалась молодая художница. Самым значимым ее достижением во время войны была первая персональная выставка, которую она провела в 1943 году в престижном Салоне Искусств, принадлежащем другу семьи Леонарду Баксбаке.

В то время Туве было уже почти тридцать, это было относительно поздно для первой частной выставки. Два образования, путешествия за границу и войны — все это сдвинуло сроки ее дебюта. Возможно также, что раньше персональная экспозиция пугала робкую молодую женщину, однако теперь, после всего, что ей довелось пережить, ее самооценка поднялась и укрепилась. Туве с энтузиазмом описывала свои переговоры с Леонардом Баксбакой, Баксисом, как называли его друзья, и то, как этот известный владелец галереи согласился в итоге на проведение ее выставки. В ожидании этого события Туве пришлось немало потрудиться, и ее переполняли надежда и воодушевление. Выставка была открыта в разгар войны, в октябре 1943 года. В экспозицию вошли порядка пятидесяти картин. Выставка получила теплый прием, ее широко освещали в печати, и оценки критиков были сплошь положительными. Картины пользовались популярностью и у покупателей: только на открытии было куплено около десяти полотен. В общем, карьера художницы взяла хороший старт.

Негативная критика в адрес картины «Семья» и проведение дебютной выставки потребовали от Туве значительного душевного и физического напряжения, так что силы ее были на исходе. В 1944 году она писала, что уже год как не способна взять в руки кисть, и описывала, как часами просиживает в меланхолии, разглядывая чистые холсты и вспоминая все, что хотела нарисовать. Картины получались не такими, какими она их задумывала. В ее воображении рождались новые образы, неизвестные пути и чужие горизонты. И все они несли отпечаток ее повторяющихся кошмаров — всего того, что происходило на войне, на всех передовых, на всех фронтах, здесь и сейчас.

Туве часто жаловалась на периоды депрессии, во время которых, как она писала, у нее нет сил заниматься живописью, а это самая большая катастрофа в ее жизни. Ничто в мире не могло заполнить эту лакуну. Справедливости ради стоит заметить, что количество ее работ в любой период времени настолько значительно, что эпизоды упадка и неспособности к творчеству вряд ли могли продолжаться долго. Время от времени на Туве накатывало чувство, что война отняла у нее страсть к работе, и она провозглашала, что в мирное время отвоюет все назад, и в многократном размере. Война была настолько страшным кошмаром, что после ее окончания Туве не желала даже думать о ней, не то что писать.

«Позже люди говорили нам, что нам было дано пережить великую и захватывающую эпоху. Но я думаю, что все великое делает нас только меньше. У людей нет сил быть замечательными, если война идет слишком долго. Она еще сильней сужает взгляды и тесно переплетается с фразеологией национализма, со старыми лозунгами, принципами и сама с собой», — писала Туве в 1944 году в своей записной книжке.

Она так тосковала по радости, что была, по ее словам, больна от этой тоски. Несмотря на всю невозможность такого желания, она, тем не менее, хотела, чтобы ее картины рождались естественно, словно сами по себе, и лучше всего — от радости, как она сама писала.

Желание снова взять в руки кисть вернулось к Туве после того, как она нашла новую мастерскую. Ей удалось арендовать помещение на улице Улланлиннанкату в Хельсинки, которое она любила и которое удовлетворяло все ее нужды. В свое время ателье принадлежало ее учителю Ялмару Хагельштаму, и в этом же помещении первые свои годы работала Свободная школа искусств. Хагельштам погиб на фронте, но, как подумала Туве, в этих стенах еще сохранился дух человека, веселого и пережившего множество приключений, дух того, кем она когда-то так восхищалась.

Мастерская пострадала во время бомбежек, в зимнее время там было смертельно холодно, и в то же время для Туве это место было бесконечно важным и любимым. «Когда я впервые пришла в свою мастерскую, прозвучала сирена, и меня поприветствовал артиллерийский залп. Я неподвижно стояла, оглядываясь вокруг, и была счастлива. Сквозь разбитые окна тянуло ветерком…» — писала она позже в записной книжке. Потолки в мастерской были высокими, словно в церкви, под стать им были и большие окна, закругленные в верней своей части. Из этих окон открывался великолепный панорамный вид на весь Хельсинки. Помимо большой рабочей комнаты размером восемь на восемь метров в мастерской было еще одно небольшое помещение, которое можно было использовать как комнату для гостей или спальню. Туве купила большую позолоченную кровать с балдахином, которая присутствует практически на всех многочисленных фотографиях, сделанных в ателье. Помещение также украшали многочисленные большие и маленькие скульптуры работы ее отца. На стенах были размещены картины друзей Туве и ее собственные работы, в том числе портрет Сама Ванни. Туве делала ремонт, боролась с многочисленными попытками выселения и в итоге сумела выкупить мастерскую. Теперь у нее была возможность спокойно жить и работать под собственной крышей. Покупка мастерской была решающим моментом в ее жизни и творчестве.