Туула Карьяллайнен - Туве Янссон: работай и люби

Тапса говорит, что в искусстве я сноб и мои рисунки асоциальны. Разве натюрморт с яблоками асоциален?! Что вы скажете о яблоках Сезанна, ведь в них заключена сама идея Яблока, идеальное воплощение!

Тапса сказал, что Дали работает только для себя самого. Потому что для кого иначе ему рисовать? Я просто спрашиваю! Пока работаешь, не думаешь о других, не смеешь о них думать! Я полагаю, что каждое полотно, натюрморт, ландшафт, все что угодно — в самой глубине души автопортрет» [10] Перевод Л. Брауде. Письма к Кониковой. Цит. по изданию Туве Янссон. Лодка и я. — СПб: Амфора, 2009. .

Партийную политику Туве считала отвратительной. Она анализировала свое отношение к общественным объединениям и пришла к выводу, что всевозможные народные собрания ее просто пугают. Она не понимала, почему индивидуальность приравнивается к антисоциальности и считается отрицательным качеством. Туве часто провозглашала, что ненавидит не только подстраивающееся под общественные нужды искусство, но и разнообразные собрания и общественную деятельность.

С годами позиции и мнения Тапсы и прочих деятелей искусств, принадлежащих к левому фронту, становились все более резкими, а их взгляды на искусство были все сильнее окрашены политическими воззрениями. В 1950-е годы Тапса и Свен Грёнвалл были председателями «Киилы». Новые направления в искусстве вызывали подозрения, большая часть которых связывалась с политическими взглядами.

Современные западные направления изобразительного искусства проникли в Финляндию позже, нежели в остальные европейские страны, и давали пищу для активного обсуждения. Наибольшее осуждение вызывало абстрактное искусство, которое рассматривали как американскую пропаганду и считали оружием холодной войны, направленным против социалистического реализма. По словам Тапиоваары, мировоззрение художника должно было включать в себя в равной мере этику и эстетику. Он считал абстракцию американским заговором в искусстве. Туве пришлось столкнуться с такой оценкой, когда она, подобно многим, в 1960-е годы заразилась новым веянием и выбрала абстракцию в качестве языка самовыражения.

В конце концов отношение Туве к той картине мира, которую предлагали левые, социал-демократы и коммунисты, так и не прояснилось. На основании ее писем и записных книжек можно сказать, что ее интересовала только идеологическая связь с творчеством и прежде всего с собственным творчеством. Ее позиция была в какой-то мере извиняющейся. В 1948 году она писала в записной книжке: «Всю жизнь я буду асоциальным — аполитичным художником, так называемым индивидуалистом, который рисует лимоны, пишет сказки, коллекционирует странные предметы и хобби и презирает народные собрания и объединения. Это может показаться смешным, но именно так я хочу прожить жизнь».

Социально ориентированное искусство, как и все искусство в целом, являлось лишь небольшой частью левой идеологии. Остальные политические темы, всплывавшие время от времени, Туве в письмах к Еве никак не комментировала. Ее собственные политические взгляды были близки к общему мировоззрению финской шведскоязычной интеллигенции. Этому мировоззрению присущи толерантность, то есть принятие различий во взглядах. Тем не менее, левые ценности совсем чужими для Туве не были. В противном случае вряд ли были возможными ее отношения с Тапиоваарой и Виртаненом. Столь же невозможной была бы дружба Туве с носителями левой идеологии и в целом с людьми, принадлежащими к избранному кругу гостей в доме Атоса в Кауниайнене. При всем этом у Туве хватало смелости доносить свое мнение о политиках в виде карикатур на них.

Несмотря на то что Туве была открыта для новых взглядов и идей, ни о каком принятии или понимании не могло быть и речи, если дело касалось войны или фашизма. Она была безусловным пацифистом и антифашистом. Ее взгляды и привычки шли впереди своего времени, и Туве можно смело назвать феминисткой, хотя она никогда не употребляла этот термин в отношении себя самой. Между тем ее открытость повлияла на жизнь сексуальных меньшинств в Финляндии. Несмотря на то что Туве не рвалась на баррикады отстаивать свои права, ее жизнь, ее книги и выраженная в них открытая и естественная позиция оказали огромное влияние на жадную до скандалов атмосферу скрытности, царившую в то время в стране.

Еще девочкой, проводя время в летнем доме в Пеллинки, Туве нарисовала на стене уличного туалета первую фигурку, напоминающую муми-тролля. Эта фигурка должна была изображать Иммануила Канта, и рядом с ней Туве написала: «Лучшее, что может быть, — это свобода». Свобода в различных проявлениях и ее изучение занимали Туве всю жизнь и были красной нитью, прошедшей через все ее творчество.

В своем искусстве Туве подчеркивала желание быть свободной, и точно так же свобода была важна для нее и в личной жизни. Вера в идеалы и сопутствующие этому коллективные цели, собрания и программы — все это казалось Туве бесконечно далеким от нее. Диктуемые обществом и людьми ограничения сильнее всего проявляются в повседневной жизни. Именно к этим ограничениям Туве всегда относилась с явным неодобрением, что опять же нашло отражение в ее книгах. Когда-то давно школьная жизнь с ее правилами и запретами пробуждала в Туве настоящее отвращение. В мире Туве непослушание было не таким уж страшным грехом. В своей жизни она руководствовалась только собственными убеждениями и моралью, и даже в важных вопросах ей удавалось не идти на поводу у общественного мнения и в то же время не афишировать свою позицию. Герои ее книг не всегда были законопослушны. Первые театральные постановки о муми-троллях, как и первые книги о них, вызывали общественное осуждение, поскольку люди боялись, что в этих персонажах дети увидят дурной пример.

Туве видела ущемленность положения женщин еще в своем раннем детстве, наблюдая брак своих родителей. Находясь рядом с волевыми мужчинами, сопровождавшими ее по жизни, ей всегда приходилось быть начеку, чтобы защитить свою свободу. Когда-то в детстве ей приходилось сражаться с отцом за право выражать собственное мнение. Безусловная любовь пугала. Еще Сам Ванни предостерегал Туве от опасности раствориться в мужчине без остатка и превратиться в его тень. В периоды бурной влюбленности Туве замечала, насколько велика была угроза потерять себя. Она знала за собой склонность к подчинению мужчине. Туве резко реагировала, оказываясь в подобных «опасных» ситуациях, поскольку видела, как сложилась судьба ее матери, жившей рядом с сильным мужчиной. Во время войны, когда у нее случился кризис в отношениях с Тапио Тапиоваарой, Туве писала о том, что замечает в себе все свойственные женщинам инстинкты: склонность к восхищению мужчиной, к подчинению его воле и отказу от собственных чувств и желаний.