Александр Казанцев - Мёртвая зыбь

“Ну, удружили подарком. Семь потов спустил. Легче три операции сделать, а все-таки решил. Здорово! Две грозные проходные на разных флангах вместе с черным конем против отставшего короля со слоном ничего сделать не могут! — и он стал с нескрываемым удовольствием показывать варианты [14] Александр Казанцев, Никита Казанцев ФАНТАСТ Дилогия мнемонических романов Все события в романе не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами не случайны .

Илизаров был в таком восторге от найденного варианта, что я с трудом произнес:

“К сожалению, черные могли раньше выиграть. Вы обнаружили сильный ложный след”, — и я потянулся к шахматам.

Он схватил меня за руку:

“Ни в коем случае! Я должен найти все сам”.

И пожелав мне спокойной ночи, энергичный, сосредоточенный, забрав шахматы, ушел.

Ранним утром Гаврила Абрамович застал меня еще в постели:

“Не могу не сказать, как благодарен вам за подаренную мне истинную красоту. Я опроверг и свой ложный след, и нашел авторское решение”.

И он снова расставил шахматы:

“Как просто открывался ларчик! И как свойственен нам самогипноз. Мы видим лишь то, что нам хотелось бы видеть”.

Званцев подозвал Костю к шахматному столику и стал показывать ему, с чем пришел Илизаров [15] Александр Казанцев, Никита Казанцев ФАНТАСТ Дилогия мнемонических романов Все события в романе не выдуманы и совпадения с реальными фактами и именами не случайны .

— Но это действительно красиво! — искренне восхитился Костя. — Ты, старче, сделал достойный подарок новатору медицины. Но о каком тайном ключе своих исканий он говорил?

Званцев, усадив Костю в кресло, продолжал стоя:

— Я понял, что в институте меня ждет что-то еще более удивительное. И заторопился туда вслед за ушедшим к себе профессором.

Однако в кабинете его не оказалось, он делал плановую операцию и передал мне через пожилую сухопарую секретаршу в строгих очках просьбу подождать его.

Ждать пришлось больше двух часов.

Я во всех деталях изучил его кабинет, удивляясь подбору книг по терапии, хирургии, анатомии, притом не только человека, но и беспозвоночных, монографии по палеонтологии и целый том, посвященный ящерицам, книга знаменитого фантаста и палеонтолога профессора И.А. Ефремовна о созданной им науке тофономии. И еще много книг по научной фантастике и к моему удовольствию в том числе и моих. Значит, заочно мы были знакомы и раньше. Но в чем он еще откроется мне?

Я готов был увидеть усталого, изможденного человека после бессонной ночи и нескольких проведенных операций, но в кабинет буквально ворвался пышущий энергией, бодрый, возбужденный профессор Илизаров:

“Идемте! Скорее!” — позвал он, словно нам предстояло вскочить в последний вагон уходящего поезда.

На этот раз мы не поднимались по лестницам, а прямо из кабинета прошли к лифту, встроенному между книжными шкафами и незамеченному мной. Дверцы его открывались не нажатием кнопки, а специальным профессорским ключом.

Когда же они открылись, то мы оказались не на лестничной площадке, а в лаборатории. В ее стенах — камеры со стеклянными окнами, за ними — различные животные. Мы попали не то в зверинец, не то в террариум.

Профессор засунул руку за одно из стекол и ухватил за хвост ящерицу. Она рванулась, оставив хвост в профессорской руке. Нисколько не обескураженный этим, он вынул руку и стал рассматривать отторгнутую часть тела животного.

“Одно из чудес Природы? “— произнес я.

“В том, что новый хвост у ящерицы уже отрастает? А вы стрижете себе волосы или ногти и не считаете чудом, что они отрастают?”

“В голову не приходило”, — признался я.

“Вот то-то, — с укоризной заметил профессор, — не видели, как я промежуточный шах в этюде. А если заметить это явление природы, и попробовать исцелять калек?”

“Привить способности ящерицы человеку?”

“Прежде перейдем к обезьянам! “

И он показал мне их, чем-то непохожих на обычных. Некоторые короткохвостые или совсем без хвоста. Одни ловко прыгали с трапеции на трапецию, пользуясь несомненно искусственно удлиненными руками, или недвижно лежали на подстилках, как парализованные.

Глядя на них заботливым взглядом, Илизаров говорил:

“У Чингиз-хана была ужасная казнь для трусов и провинившихся. Несчастным переламывали позвоночник и оставляли на знойном песке пустыни. Травматические повреждения позвоночника порой оставляют людей калеками на всю жизнь”, — он задумался и продолжал:

"Хочу таким несчастным помочь. Чтобы не выносили врачи вердикт: “пожизненный калека”. Придумал приспособление, удерживающее позвонки до их сращивания. Для таких больных специальный корпус возводим”.

“Еще одно чудо волшебника!”

“Я пока не открыл потайную дверь, ключ от которой — во вчерашнем этюде”.

В углу лаборатории был вделанный в стену сейф с дверцей в рост человека. Илизаров набрал шифр.

“У вас, как в Центробанке! Золото храните или брильянтовую корону?”

“Куда ценнее”, — усмехнулся в усы профессор-кабардинец и распахнул дверь не в сейф, а в уютную комнату с широкими окнами, ковром и мягкой мебелью.

Молодой человек поднялся к нам навстречу с удобного дивана. Пустой правый рукав больничной пижамы был засунут в карман.

“Да у вас здесь узник! “ — изумился я.

“Только добровольный.”

Из-под дивана выскочила беспородная собачонка на трех лапах. Звонко облаяла меня. Потом, поняв, что я с профессором, встала на задние лапы, опершись одной передней о белый халат профессора, и стала ластиться к нему. И тут я заметил, что другая ее лапа коротенькая и недоразвита, как у щенка.

“Неужели вы приживили псу щенячью лапу, как когда-то профессор Брюхоненко вживил взрослой собаке живую щенячью голову?”

“Вы ошибаетесь, гость мой. Я никому ничего не вживляю. А пока мы попросим Игоря Дмитриевича сыграть нам свое любимое.”

Только сейчас я заметил в комнате скромный кабинетный рояль.

Странный узник-пациент поздоровался со мной и подошел к инструменту, подняв его крышку своей единственной рукой.

Я сел в кресло и закрыл глаза, чтоб не видеть горьких усилий калеки-музыканта.

Тихим ручейком влились в меня нежные звуки. Казалось, ароматные гроздья свисают к воде. Мокрые темные камни встали на пути. Вскипел, забурлил грохочущий ручей, заклокотал, покрылся пенным облаком. Рычит и рвется вперед. И низвергается с гранитного уступа сверкающим на солнце водопадом. Растекается в спокойную ширь. Потом, снова сужаясь, проходит мимо, им же созданной заводи. В ней, отражается синее небо, почему-то напоминая мне зеркальный пат из посвященного Илизарову этюда. И течет дальше живительной струей к мирным долинам, неся цвет садам и зерно полям.