Александр Казанцев - Мёртвая зыбь

— Нет, спасибо. Мне отсюда отлучаться нельзя, — и она указала на треугольное крыло под барханом.

— Греческая буква “дельта”, — заметил ученый.

— А как же! Поэнтому и дельтаплан прозывается, — назидательно пояснил казак.

— Вот уж никак не ожидал встретить вас здесь через тысячу лет.

— Почему через тысячу лет? — с удивлением и живым любопытством спросила Надя.

— Потому что вы, вернувшись из звездного рейса, могли бы прочитать стихи поэтессы Весны Закатовой.

— Я их не знаю.

— Их никто не знает. Я их прочту вам:

— Я люблю стихи, — сказала Надя, садясь на песок и пересыпая его с ладони на ладонь, вся превратившись в слух:

— И никакая это не поэтесса, а вы сами написали. Я-то знаю, — уверенно заявила девушка.

— Откуда вы это знаете?

— Догадалась. Весна Закатова “поэтесса не начавшегося века”!

— Однако, женская логика неумолима, — заметил ташкентец.

— Ум дивчачий, что пика казачья, — вставил усач.

— Вот и расскажите нам, “товарищ поэтесс”, почему вы такой ужас придумали? И что за суд потомков? — потребовала Надя.

— Потому что мы сидим на бывшем берегу далеко отступившего моря. Потому что воды Амударьи, пополнявшей море, бездумно тратились на выгодное выращивание хлопка. Но это пустяк по сравнению с преступным сжиганием бесценных топлив в несчетных теплоцентралях и в мириадах автомобилей. Углекислота, выбрасываемая ими, уходит в высшие слои атмосферы и создает там подобие ватного одеяла. Оно пропускает солнечные лучи, а тепловое излучение планеты в Космос задерживает. Парниковый эффект.

— Позвольте возразить вам, Александр Петрович, и вступиться за современную энергетику, — прервал Званцева его ученый спутник. — Насколько я знаю, количество углекислоты при сжигании топлив в технических устройствах составляет доли процента от того, что выбрасывают в атмосферу вулканы, и что поглощается океанами и растительностью.

— Я вам отвечу, мой ученый друг, что в чаше миллион капель, но миллион первая переполняет ее. На нашей Земле из-за этой доли процента произойдет нарушение баланса, созданного Природой за миллионы лет, и планета, как мы уже ощущаем, будет перегреваться. Начинают таять полярные льды, ледяные покрытия Антарктиды, Гренландии и горные ледники. Реки выйдут из берегов, прокатятся по Земле страшные наводнения, с миллионами жертв, уровень океана поднимется, как подсчитали, до семидесяти метров. Будут затоплены современные порты и индустриальные страны. Начнется переселение народов и войны за более высокие места суши. Неизбежные эпидемии завершат черное дело.

— Какой ужас! — воскликнула Надя, выпивая глоток воды из предложенной ей ташкентцем фляги.

— И потомкам нашим достанется изуродованная планета с ненужными высокими домами, где будет ютиться часть из тех, кто выживет в схватках за жизнь, но лишь в нижних этажах, куда не надо подниматься на умерших лифтах и не требуются водяные насосы, и где об электрическом токе забыли. Но они не забудут, что их предки жили в сказочных условиях и преступно погубили планету. Одичав, спустя столетия, они, если б могли, жестоко судили бы нас.

— Шкуры бы с нас содрали, — заключил шофер, закуривая, и спохватился. — А може, загасить? Чтоб углекислоты энтой самой не добавить? Я напоследок, — и затянулся дымом.

— Погасить надо топки в котлах и зажигание во всех автомашинах выключить. На электромобили пересесть. Но прежде перейти на использование солнечной энергии, зноя пустынь…

— Я и то помышляю, по пескам таскаясь, сколь тепла задарма пропадает. У нас в станице свой мельник был. Ветром жернова крутил. А кому он тепереча нужен? Покупай муку с мельничного комбината. Правда, своя, вроде, вкуснее.

— Кроме ветра и жара пустынь, есть еще океанские волны и другие безопасные для Земли источники энергии… — начал было Званцев.

— Эта катастрофа недопустима, — с жаром воскликнул молодой узбекский ученый. — Жизнь положу, чтобы ее предотвратить!

Надя вскочила, сорвала с себя шлем и замахала им. Ветер тотчас завладел ее волосами.

— Ну вот! Наконец-то и наши подъезжают! — радостно воскликнула она.

— И впрямь едут, — прикрыв ладонью от солнца глаза и всматриваясь вдаль, подтвердил казак.

— На вездеходе, — рассмотрел в бинокль ташкентец

Вскоре автомашина на гусеничном ходу вместо задних колес подъехала к бархану.

— Эдак по песку сподручнее, — одобрил шофер из станицы. — Не забуксует.

Из кабины выскочил невысокий крепыш в армейской фуражке, а из задней дверцы вышел высокий элегантный джентльмен в колониальном пробковом шлеме и темных очках.

— Вижу, нас никак опередили. Здесь целая компания! И старый знакомый! Привет писателю от аэроклуба имени Чкалова. Как вы узнали, что мы будем здесь?

— Здравствуйте, товарищ инструктор. И не подозревал, — ответил Званцев, кивком отвечая на молчаливое приветствие иностранца.

— Знакомьтесь. Комиссар международной ассоциации дельтапланеризма мистер Смайльс из Лондона, — представил спутника тренер Нади.

Молодой узбек бегло заговорил с ним по-английски.

— Ну, Надя, тебе везет. Мало того, что ты рекорд установила, ты еще и переводчика в песках нашла.

Англичанин торжественно подошел к Наде, снял шлем и сказав по-русски:

— Поздравляю, мисс Крылова. Рекорд есть, — и комиссар сначала потряс, потом, склонясь, поцеловал ее руку.

Званцев ревниво подумал: “Знал бы он кому руку целует! Самой Жанне д’Арк, изгнавшей его предков из Франции!”

Два шофера прилаживали дельтаплан рекордсменки на багажник вездехода, а героиня дня суетилась около них, чтобы не повредили ее “птичье крыло”.

Званцев с гордостью смотрел на свою “Надежанну”, на восхищенного ею ташкентского ученика профессора Протодьяконова, на крепыша-инструктора и галантного комиссара в пробковом шлеме, энтузиастов полета людей-птиц, и думал, что им, вместе с такими вот казаками-усачами спасти Землю от участи Аральского моря, поднять в пустыне трубы до неба, вызвать внутри них разностью жары песков и заоблачного холода ураганы, чтобы превратить их энергию в электрический ток.

И снова вспомнились ему пушкинские слова “Здравствуй, племя молодое, незнакомое”…