Александр Казанцев - Мёртвая зыбь

После неудачи он все же упрямо продолжал свои опасные опыты. Валя устала протестовать и дала телеграмму в Москву Александру. Тот бросил инженерные дела, примчался в Сталинск.

И в воображении писателя он перенесся на десятки лет назад:

— Что случилось, Шурка? — удивился тогда Виктор при виде младшего брата, друга с детских лет.

— Не у меня, а у тебя случилось с неудачным прокалыванием сердца. Я приехал взять с тебя слово, что не будешь больше рисковать.

— Ты ж не потребуешь, чтоб я перестал бороться, если однажды сломал себе ногу при неудачном броске.

— Я не требую, я прошу. В борьбе достаточно того, что ты организуешь команды борцов, приносящих вам победы. Пусть они и борются. А себя ты обязан уберечь. Пойми, как будут Валя со Светой без тебя? Да и старикам нашим нужна твоя забота. Подумай, какой для них был бы удар, будь не напрасным твое прощанье! Запретить тебе уродовать себя никто не в силах. Отказаться от этого ты можешь только сам. Об этом и прошу тебя ради нас всех.

Если б Александр возмущался, требовал, грозил, он ничего бы не добился. Отец мальчишкам подарил, как только подросли, по серебряному портсигару. Курить не стали они сами. Так и теперь зарок не трогать сердце зависел только от самого Виктора.

— Хорошо, — сказал он, поразмыслив. — Такое слово я даю. Но сегодня у нас в клубе выступлю в последний раз. Обещал. Нашему борцу, директору клуба. Отступить нельзя. Все равно, что сойти с ковра. Врачи не верят, что это возможно. И сегодня придут в клуб. Уговорил рентгенологов сделать снимок. Вот взгляни. Врачи тоже посмотрят.

Званцев держал снимок в руках. На просвет было отчетливо видно в грудной клетке сердце и тонкое инородное тело, вошедшее в него — спицу.

Вечером Александр сидел в первом ряду рядом с Валей. Светлану с собой не взяли.

Виктор вышел на сцену, как прославленный артист-иллюзионист. Сел на стул, снял рубашку. Директор клуба сам вышел на сцену, представив Виктора, как земляка, преподавателя физкультуры в Металлургическом институте. В руках он держал обычную вязальную спицу.

— Я приглашаю на сцену профессора, хирурга местной больницы, обещавшего проверить чистоту эксперимента. Прошу вас… и он назвал врача по имени, отчеству.

Из зала солидно и неторопливо поднялся среднего роста человек с подстриженной бородкой.

Мы не называем его фамилии из-за финала этой сцены.

— Взаправду дохтур наш. Врач строгий, энтот скажет пошто и как. Не будет с ними заодно, — заметил седоусый сосед Званцева, как оказалось, сталевар.

Директор клуба, борец тяжелого веса, передал врачу спицу, чтоб тот убедился, что она обычна, и не входит сама в себя, как шпага обманщика-шпагоглоталя. Потом попросил доктора подержать спицу. И, вынув зажигалку, обжег ее заостренный конец.

Виктор тем временем придвинул стул поближе к рампе и стопившейся там публике.

Валя, ссылаясь на головокруженье, вышла.

Александру и соседу-сталевару пришлось встать, чтобы видеть из-за спин стоящих сцену.

Виктор взял проверенную спицу, нащупал пальцем другой руки место между ребер напротив сердца. Чуть откинулся назад, держа спицу обеими руками, неторопливыми движениями, выбирая одному ему известный путь, стал втыкать ее себе в грудь. Спица на глазах у всех убавилась в длине, вошла в грудную клетку. Виктор хладнокровно искал ее концом бьющееся сердце.

Врач, склонившись над ним, взволнованно наблюдал за небывалой операцией. Он не верил, не мог поверить, что такое возможно наяву, без фокусов. И вот, на его глазах, перед всеми, Виктор выпустил спицу из рук. Она ожила, подрагивая вместе с сокращающимся сердцем.

И в этот миг произошло нечто более невероятное, чем его демонстрация. Виктор всю жизнь будет этим гордится. Профессор, видавший виды у хирургического стола, привыкнув особенно беречь сердце пациента, вдруг увидел, что невежда в медицине обращается с бесценным органом, как с отбивной котлетой! Без всяких медицинских предосторожностей, вместо хирургических инструментов, пользуясь вязальной спицей! Было отчего потерять сознание. И обморок свалил профессор. Ладно, директор-тяжеловес был рядом и подхватил его, а Виктор, довольный таким результатом, поспешил уступить ему свой стул.

Догадливая кассирша, наблюдая за сценой из-за кулис, поднесла стакан воды. А Виктор спустился в зал и прошелся по проходу между рядами, чтобы все видели торчащую из груди, шевелящуюся спицу.

Зал сотрясался от аплодисментов.

Профессор продолжал сидеть на сцене и недоуменно рассматривал врученный ему рентгеновский снимок.

Но он нашелся и сказал, обращаясь к залу:

— Возможно, это станет новым методом лечения сердца, если удастся подать лекарственный препарат через полую иглу прямо в миокард. Хирургам предстоит овладеть искусством вводить иглу в грудную клетку. И каждый раз идти на риск. Такой врач будет подобен саперу, который ошибается только раз…

— Я ж говорил что энтот скажет пошто и как, — повторил свои слова седоусый сталевар.

Виктор не поднялся на сцену, а сел на место вскочившего брата и с удовольствием слушал хирурга.

— Никак сродственники? — спросил седоусый.

— Братья, — ответил Виктор, осторожно вынув спицу из грудной клетки.

Сталевар внимательно посмотрел на обнаженную грудь соседа. На ней не было ни ранки, ни кровинки, только темное пятнышко там, куда входила спица. Потом потянулся за ней:

— А ну, покажь.

Виктор охотно передал ему свое “примитивое орудие”.

— Вот то-то… — глубокомысленно произнес сталевар, убедившись, что спица простая, не трубчатая, когда одна половина входит в другую. И добавил: — Я и говорю, что лицом схожи…

Директор спустился в зал по скрипнувшим под ним ступеням и передал Виктору рубашку.

Тот, одеваясь, познакомил его с братом.

Аплодисменты в зале не смолкали.

И только теперь в зал вернулась Валя. При ней директор клуба говорил:

— У нас никогда еще не было такого успешного вечера. Я рад, что на нем присутствовал москвич. Слава по всему городу пройдет. Мы непременно повторим сеанс. Я закажу огромный плакат с пронзенным сердцем. Правда, Виктор Петрович?

— Второго вечера не будет, — твердо ответил тот, глядя на жену.

— Да ты что? Сдурел, Петрович? После такого успеха? Подобных оваций у нас ни певцы, ни балерины не снимали.

— Я слово дал никогда больше не прокалывать себе сердце. А я слово держу.

— Я знаю, оно у тебя каменное. Не пьешь, ни куришь. В детстве несмышленышем бездумно слово дал. А теперь нарушить боязно, как бы не пожалеть, что столько времени не пил…

— Не пожалею.

— Ну, не себя, больных сердцем пожалей. Ведь доктор что сказал? Лекарство через спицу в сердце можно подавать. Ведь это ж революция в медицине! — и тихим басом пропел, — “Вихри враждебные веют над нами… На баррикады! На баррикады! Ретроградам нет пощады!” А ты хочешь с баррикады сойти!