Александр Казанцев - Мёртвая зыбь

— А вторая?

— Вторую ему добыл, узнав о первой, чтобы она была не ниже, советский полководец, тоже поставленный им на ноги.

— Откуда вы это узнали?

— С его слов.

— Но это только слова. А где доказательства?

— Я тоже тогда так подумал. И получил внушительное подтверждение. В виде его самого, который, вопреки всему, жив и здоров. Я работал тогда с профессором Григоровым над протезированием сердца. И рассказал ему об Иванове в присутствии главного терапевта его клиники Феликса Вотчала, сына знаменитого кремлевского врача, привлеченного к печально известному делу “врачей псевдоубийц”. Вотчал рассмеялся: ”Какие сказки! У меня жена, тоже врач, больна. Пусть при мне ее вылечит.” Он, как и вы Неля, не хотел верить словам. Я переговорил с Порфирием Кондратьевичем по телефону, и тот пригласил “Фому Неверящего”, как он выразился, приехать с женой на Гоголевский бульвар к приютившему его профессору Дружкину из Общества испытателей природы. Супруги Вотчалы согласилась, и на следующий день заехали за мной, чтобы вместе приехать к Порфирию Иванову. На улице лежал снег. А целитель потребовал, прежде всего, чтобы гости сняли обувь, вышли на улицу и прогулялись там по снежку. Вотчал и его чихающая жена стали разуваться. “Что вы делаете!” — запротестовал Дружкин. “Я должен за вас отвечать. Это происходит у меня на квартире!”

Но врачи чувствовали себя экспериментаторами, словно прививающими себе чуму для спасения людей, и не желали отступать. Мы все вместе вышли из подъезда, и я наблюдал, как топтались на снегу подопытные врачи-пациенты, вызывая изумление прохожих. “Я замерз, только глядя на них,” — передернул узкими плечами щуплый Дружкин. Он проигрывал, как и все мы, рядом с обнаженным богатырем в шортах. Затем, “босоножки” поднялись обратно в квартиру.

“Ладно, он не потребовал с нас прогулки нагишом по снежному пляжу”, — в промежутке между усилившимся чиханиями вымолвила жена Вотчала. “А я, как дура с вымытом декольте из анекдота, купальник надела”. Но купальник пригодился. Целитель желал лично поставить пациентов сначала мужа, за ним жену, под ледяной душ, не позволяя им выскочить из холодной струи. Потом, не дав им одеться, укладывал на диван, и склоняясь, проводил, раскинув руки от их головы до ног экстрасенсорные сеансы.

— И после всего этого ее удалось спасти? — с иронией спросила Неля Алексеевна. — И через сколько месяцев?

— Самое удивительное, а может быть неудивительное, что на следующий день она, как и два генерала противоположных армий, была здорова. Но выдать третью охранную грамоту за Вотчалов Порфирию Кондратьевичу было некому. Разве что ваш фильм этому послужит…

— К сожалению, — вздохнула Неля, — я должна снимать не игровой фильм о том, кого уже нет, а только то, что о нем написали дающие нам деньги, наделяя его божественной силой. И нет ни одного кадра о нем самом… И актеров в фильме не будет.

— Здесь, кажется, я смогу вам помочь.

— Если вы хотите предложить мне его фотографию, то этого мало.

— Фотография у меня есть. И даже с трогательной надписью “Учителя”, как подписывался Порфирий Кондратьевич.

— И чему же он учил своих учеников?

— Я не был в их числе и подробно с этим не знаком. Насколько я понимаю, он был за сближение человека с Природой. Даже суровая, она способна излечивать его недуги. Человек отгородился от нее цивилизацией, даже одеждой…

— Санин — голый человек на голой земле Арцыбашева. Или Жан Жак Руссо, современник и противник Вольтера?

— Думаю, что у него больше от йогов, чем от Руссо, с которым вряд ли был знаком. Главное — самосовершенствование, физическое и нравственное. И еще русская удаль.

— Все только о нем! И нет его самого! Завидую вам, встречавшемуся с ним.

— Узнав его, я посчитал просто необходимым запечатлеть на пленке такого уникального человека, и попросил своего друга кинорежиссера Сенчукова…

— Юру? Я его прекрасно знаю!

— Конечно, он ведь с вашей студии. Попросил его попутно с фильмом, который он делал, заснять феномена, разгуливающего по городу в мороз в одних шортах.

— И он сделал это?

— Разумеется. И если хотите, мы с вами можем посмотреть сейчас эти кадры. Он переснял их для меня на 8-миллиметровую пленку. Я увлекался кинокамерой, путешествуя по Европе.

— Сейчас же показывайте! — возбудилась Неля. — Вы сами не понимаете, какой вы ангел! Начать снимать мой фильм раньше меня! Это надо же!

Званцев достал аппаратуру, установил экран. Неля тем временем занавешивала окно.

Затрещал кинопроектор. На экране появился Гоголевский бульвар с занесенными снегом дорожками. По краям сугробы. Прохожие подняли воротники, кутаются в шарфы, отворачиваются от, видимо, холодного ветра. Дама в меховом манто, прикрывает старомодной муфтой лицо. И вдруг ей навстречу идет по снегу голый, босой бородатый мужчина. Она отшатывается и крестится. Он спокойно проходит мимо, осеняя ее крестным знаменем. Другие прохожие смотрят ему вслед, а откуда-то взявшиеся мальчишки бегут за ним, показывают пальцами. Рослый парень снимает с себя полушубок и хочет накинуть его на плечи Порфирию Кондратьевичу. Но тот величественным жестом отстраняет дар, благодарно кивает доброхоту. Тот пожимает плечами, одевается и перепрыгивает с ноги на ногу, старается отогреть их. Улыбающийся Порфирий Кондратьевич надвигается на экран. Свет гаснет.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — восхищенно произнесла Неля. — Теперь я хочу поставить о нем фильм. Как жаль, что мне не привелось увидеть этого человека. Я готова была бы хоть заболеть, как генералы, ради этого. Спасибо вам, что вы предусмотрительно запечатлели его.

Четыре малолетних испанских пастушка пасли скот рядом со своим селением. Кругом было пусто и безлюдно. Погода тихая, безветренная. Над травой летали многокрылые стрекозы. Мелодично позванивали колокольчики на шеях коров.

Легкие облака к небе сгустились в одном месте. И среди них вырисовывалась фигура прекрасной женщины. Пастушки тотчас узнали в ней Пресвятую Деву Марию.

Казалось, она далеко в небе, но голос ее, ласковый, проникающий в душу, звучал будто рядом:

— Дети, души ваши не омрачены жизнью греховной. Вас я избрала передать от меня всему роду человеческому, чтобы одумались люди, как перед Страшным Судом Господним, и прекратили бы свое богопротивное грехопадение. Расскажите служителям Божьим, что услышите от меня, Матери Христовой и всех людей.

И продиктовала Пресвятая Дева Мария полуграмотным подросткам свое послание к человечеству. И запечатлелось оно в детской памяти. И дети, пригнав коров в деревню, явились в ближний монастырь, рассказали о чудесном видении. Монахи записали с их слов “послание с небес”: