Александр Казанцев - Через бури

Подполковник замолчал и не проронил больше ни слова до самой переправы, куда вела зеленая улица уже не былого Пантикапея, а современной Керчи.

Проезжая мимо уютных домов с фруктовыми садиками, приютившихся у подножья горы Митридат, Званцев подумал: «Представлял ли древний завоеватель масштабы современных войн?»

За краем обрыва, где кончались дома, на узкой береговой полосе собралось множество народа, теснясь к морскому проливу, отделявшему Керченский полуостров от Тамани.

Утренний туман рассеялся, тучи исчезли. Появилось солнце. Могло показаться, что бесчисленные курортники открывают купальный сезон, но то была толпа солдат, и вода в проливе ледяная, никак не подходила для купания.

Группа Званцева прибыла на переправу раньше, и воентехник Печников, издали узнав мастерскую на колесах, встретил Званцева.

— Дозвольте доложить, товарищ комбат! — вытянулся он перед Званцевым.

— Докладывай.

— Комиссар нашей группы старший политрук товарищ Самчелеев застрелился. Решил, что из окружения не выйти, а в плен сдаваться не хотел. Рядовой Паршин поднял с земли сброшенную фашистами шрапнельную разрывную бомбу и погиб вместе с санинструкторшей, которой интересовался. Техника уничтожена. Если что достать, то мигом.

— Что ты мне, как прекрасной маркизе, голову морочишь? Все в порядке! — рассердился Званцев. — Александра Михайловича, политрука нашего, жаль…

— Так точно! — подтвердил Печников.

— А того, что здесь требуется, тебе не достать. Никак… У англичан в Дюнкерке, где эвакуировалась с материка такая же армия, к услугам был весь английский флот.

— Чего нет, того нет, — развел руками Печников. — Катеров мало и неведомо, как нам на них погрузиться, товарищ военинженер. Порядку здесь никакого, один ералаш, командования нет. Все норовят, как могут. В самый раз вам команду над всеми взять и группу нашу переправить.

Званцев поморщился и посмотрел на толпящихся на узкой береговой полосе людей, они шарахались при каждом взрыве снаряда и осаждали уходящие далеко в море деревянные причалы, куда приставали катера, и сказал сурово:

— Если ты посоветовал это в расчете поскорее отсюда выбраться, то ошибся. Команду переправой я на себя беру, но вы все будете обеспечивать выполнение моих приказов.

— Будет исполнено! — обрадовано воскликнул Печников.

И тотчас офицеры и бойцы группы Званцева по его указанию стали оттеснять перепуганных людей от причалов. Печников что-то устрашающе кричал о приказе высшего командования переправой. Решительные действия бойцов его группы, не особенно церемонившихся с теми, кто упирался, подействовали. Солдаты стали привычно подчиняться.

По приказу Званцева к причалу подошел госпиталь. Раненых несли на носилках. Неподалеку, на кромке прибоя, куда накатывалась волна, Званцев увидел майора с оторванными ногами. Откатываясь, волна уносила розовую пену. Подошедший к Званцеву солдат передал просьбу майора подойти к нему.

— Военинженер… прошу… пристрели меня, — еле выговорил тот, когда Званцев склонился над ним.

У Званцева не хватило духу выполнить эту просьбу и он малодушно приказал отнести его подальше от холодной волны и положить под откосом берега, вместо того чтобы передать его персоналу госпиталя, готового к переправе, хотя едва ли кто мог помочь в этот момент умирающему. И винил себя за беспомощность.

Дошла очередь и до группы Званцева, которую он решил отправить раньше себя, чувствуя ответственность за происходящее на переправе, командование которой принял на себя самовольно. Он стоял на причале, наблюдая за очередной погрузкой на катер людей, беспрекословно повинующихся ему. Они еле втискивались на палубу перегруженного суденышка.

По причалу, расталкивая всех, бежал статный молодой капитан, держа за руку мальчонку в крохотной пилотке, в сшитой по нему гимнастерке с поясом и портупеей, в сапожках — сын полка.

Ступить на палубу было некуда. И капитан, не задумываясь, вынул пистолет и выстрелил в стоящую с края, хорошенькую санинструкторшу, и она свалилась за борт. Снизу донесся всплеск. А капитан ступил на ее место, подняв над собой сына, невесть зачем взятого с собой на фронт.

Негодование парализовало Званцева. Стрелять в убийцу с ребенком на руках? Затевать перестрелку с отчалившим катером? И он презирал себя за свою беспомощность, читая растерянность на лицах стоящих рядом солдат.

Он взял себя в руки. На берегу оставались тысячи людей, о которых надо было думать. И он продолжал отдавать команды, и его по-прежнему слушались.

На причале появилась знакомая фигура генерал-полковника Хренова.

Званцев отрапортовал ему, что вынужден был принять на себя командование переправой. Хренов не укорил его за самоуправство, а мягким голосом, но строго сказал:

— Благодарю за инициативу, но вам лично приказываю немедленно переправиться на таманский берег и найти свою группу. Командовать переправой буду я.

На следующий катер Званцев шагнул последним, обменявшись с Хреновым прощальными взглядами. Его сразу же прижали к низенькому борту теснившиеся на палубе солдаты. Катер отчалил. Берег уплывал назад. В небе появились вражеские самолеты и стали один за другим пикировать на крохотное суденышко, но их бомбы, падая поблизости, лишь вздымали фонтаны воды. Однако одна из них упала так близко от катера, что находящиеся на палубе люди шарахнулись от того борта, и Званцев с ужасом почувствовал, что на него словно надвинулась стена и его сталкивают через низкий борт в воду. И полетел вниз…

Сквозь сразу намокшую шинель он почувствовал ледяной холод, постарался сбросить ее и не потерять при этом перекинутую через плечо на ремне планшетку. Потом пришлось плыть к берегу в полном обмундировании. Был он неплохим пловцом, участвовал когда-то в соревнованиях и однажды спас утопающую девушку, которую с перепугу оставили на середине реки Клязьмы ее кавалеры. Девушка так и не поблагодарила его, быстро смешавшегося в толпе наблюдавших за ее спасением зевак.

Сейчас берег был подальше, чем на Клязьме, но достаточно близок для того, чтобы, приложив все силы, спастись. Званцев благополучно выбрался на камни, сразу упав на них, дрожа от холода и утомления.

На счастье, солнце в этот раннемайский день грело щедро, по-южному.

Званцев разделся и разложил обмундирование, чтобы обсохло, и с особой заботой — содержимое планшетки, помня, что без бумажки ты букашка, лишь с бумажкой человек. В таком виде его и нашел Печников, преданно поджидавший комбата на таманском берегу.

— Вот так, — сказал ему Званцев. — Здесь где-то описанные Лермонтовым контрабандисты, вернее одна их девушка, Печерина хотела утопить…