Василий Малкин - Карпатские орлы

Возвращаясь из тыловых подразделений в штаб полка, на узкой поляне примечаю Моргуновского, комдива Кол-дубова и начподива Чибисова. Подгоняю лошадь. Минут через десять представляюсь, докладываю, что марш полковой тыл совершил без ЧП. Под глазами комдива вижу мешки. Но разговор с Моргуновским генерал пересыпает шутками и подковырками. Расстелив на плащ-палатке топографическую карту, он говорит:

— Итак, хватит бездельничать. Пора воевать.

— Правильно. Довольно бездельничать… Вот почему только у них на гимнастерках соль выступила? — хмыкнул Чибисов, указывая на красноармейцев, несущих бидоны с питьевой водой на кухню.

— Кто их знает, — неопределенно отозвался Колдубов. И тотчас же перешел на серьезный тон: —Слышали о Словацком национальном восстании? Мы обязаны помочь словакам. Первая гвардейская армия генерала Гречко уже несколько дней осуществляет наступательную операцию. Нашу дивизию и весь корпус вывели из фронтового резерва. Теперь мы — в распоряжении Первой гвардейской. Производите рекогносцировку. Через сутки ваш полк вступит в бой.

Мы склонились над картами. Уточнили вопросы, связанные с выполнением задачи, поставленной перед полком. Я попросил начподива подробнее рассказать о Словацком восстании.

— Когда линия фронта приблизилась к границам Словакии, — сказал Иван Пахомович, — словацкие патриоты под руководством своей коммунистической партии с оружием в руках выступили против гитлеровцев и марионеточного режима Тисо. Гитлеровское командование встревожилось, но не собиралось без боя выводить свои войска из Восточных Карпат. Наоборот, считая этот район важным в политическом, экономическом и стратегическом отношении, оно спешно укрепляло здесь оборонительные позиции. Гитлер отбросил игру в «суверенитет» Словацкого государства. 23 августа 1944 года Словакия была оккупирована. Народ поднялся на борьбу с оккупантами. 31 августа руководители Словацкого национального восстания от имени всего народа Словакии обратились за помощью к Советскому правительству. Эта просьба удовлетворена. Советское Верховное Главнокомандование 2 сентября дало директиву Первому и Четвертому Украинским фронтам: не позже 8 сентября начать наступление в стыке фронтов, с тем чтобы ударом из района Кросно, Санок в общем направлении на Прешов выйти к чехословацкой границе и соединиться с повстанцами.

— Нам, командирам и политработникам, — сказал в заключение начподив, — необходимо осмыслить и разъяснить каждому воину, идущему в бой, значение происходящих на словацкой земле событий.

После рекогносцировки я собрал политработников полка. Передал им содержание указаний комдива и начальника политотдела дивизии. На совещании выступил и комсорг полка Михаил Хорошавин. Он сообщил, что в соседнем полку 318-й горнострелковой дивизии нашего же корпуса находится немолодой сержант, который служил в армии Брусилова и воевал в районе, где мы сейчас располагаемся.

— Сам слышал от этого сержанта, что он нашел место, где был его окоп. Сержант показал нам это место, вспомнил погибших однополчан, — сказал Хорошавин.

Комсорг навел меня на мысль: рассказать политработникам о Брусиловском прорыве в Карпатах, а затем эту страницу русской солдатской славы сделать достоянием всего личного состава полка. Так я и сделал.

Политработники разошлись по подразделениям. Вместе с Поштаруком я направился во 2-й стрелковый батальон. Около полевой кухни толпились солдаты. Командир хозвзвода, старшина Визнюк, поднявшись на колесо, громко продекламировал:

— Подходи, братцы, подставляй котелки! — призывал красноармейцев старшина.

Солдаты, как видно уже привыкшие к шуткам старшины, подходили, бренча котелками и на ходу вынимая ложки. В сторонке, под развесистым дубом, пристроился с котелком вихрастый белоголовый мальчик.

— Ешь как следует, ешь! Гречневая каша — пища полезная, — внушал мальчику сержант.

Я узнал сержанта. Это был Виктор Костин. У него было запоминающееся широкое, доброе лицо и как бы раздвоенный подбородок.

— Польские… Голодные ребятишки-то, — пояснил Костин.

Ребята пришли из расположенной вблизи деревни. Уже поевшие малыши сидели поодаль. Глядя на ребятишек, как-то не верилось, что мы уже пересекли государственную границу. Казалось, что все это происходит где-то под Рязанью, что ребятишки, укрывшись за овином от ветра, вдали от взрослых обсуждали свои дела и рассматривали в журнале фотографии пушек, самолетов и танков.

Отношение наших фронтовиков к детям было трогательно нежным. Светло становилось на душе, когда я видел, как бравый усатый вояка будто невзначай клал руку на плечо мальчишки, что-то рассказывал ему, шутил с ним и дарил ему долю своего красноармейского пайка.

В обеденный перерыв я рассказал красноармейцам 2-го батальона об особенностях предстоящих боев в Карпатах. Участников беседы взволновало сообщение о том, что словаки ждут Красную Армию, видя в ее лице главную надежду на избавление от гитлеровского ига.

— Скорее бы в бой! — воскликнул сержант Василий Головань.

— Да, надо помочь словацким братьям, — поддержал командира отделения молодой боец из Западной Украины Мирослав Сурман. — Мы, жители Западной Украины, вечно будем благодарны Советскому Союзу за то, что в тридцать девятом году Красная Армия нас освободила. С тех пор мы дышим воздухом свободы.

Мои собеседники были едины во мнении: интернациональный долг красноармейцев — подать руку братской помощи словацким патриотам.

До наступления полка оставались считанные часы. Я обходил батальоны. Вдруг услышал музыку. Оказалось, что парторг 2-го батальона старший лейтенант Г. Ф. Мазница на полянке между соснами завел патефон. Мы все тогда скучали по музыке, и я подошел к группе красноармейцев, с удовольствием прослушал несколько песен. Славных песен — о подвигах героев гражданской войны. Песни бодрили, волновали. Георгий Федорович ставил одну пластинку за другой. Потом под соснами вдруг загремел «Интернационал». «Хорошо перед нашим первым боем в Карпатах послушать «Интернационал», — сказал мне Мазница. — Сама душа просит в такую минуту этого гимна».

Г. Ф. Мазница на должность парторга переведен из дивизионного клуба. Оттуда он прихватил патефон и пластинки. С тех пор возит их с собой. Все мы в довоенные годы привыкли слушать пролетарский гимн в торжественной обстановке. Сейчас же мы его слушаем перед боем на земле, которую, повинуясь интернациональному долгу, пришли освобождать. Красноармейцы и командиры вытянулись, глаза посуровели. Никогда прежде я не думал, что музыка способна так потрясать человека.