Иван Майский - Воспоминания советского посла. Книга 1

Да, именно верований! Ленсбери был необыкновенно ярким представителем эмоционального течения в английском социализме. Он жил не столько головой, сколько сердцем. И сердце Ленсбери, большое, благородное сердце, болело всеми болями лондонской бедноты и готово было сделать для этой бедноты все в силах человеческих возможное, но оно толком не знало (да и может ли сердце знать?), что нужно сделать. Оттого в мировоззрении Ленсбери было чрезвычайно много путаницы, а в практических действиях много странностей и противоречий.

Ленсбери был глубоко религиозен и вдохновлялся моралью раннего христианства. Если бы вы попытались свести его взгляды к самой основе основ, то получилось бы евангельское: «возлюби ближнего, как самого себя». Отсюда Ленсбери выводил свой социализм. Он нападал на буржуазию, но разве Христос не изгнал бичом из храма ростовщиков и менял? Он требовал устранения социального неравенства и ликвидации крупного капитала, но разве Христос не сказал, что легче верблюду пройти в игольное ухо, чем богатому войти в царствие небесное? Эти и подобные образы оказывали сильнейшее влияние на психологию Ленсбери и определяли направление и формы его борьбы.

Впрочем, борьбу он понимал очень своеобразно. Классового принципа Ленсбери не признавал. Революция его пугала. Он был последовательным пацифистом как во внешних, так и во внутренних делах. Ему были сродни толстовские идеи непротивления. Что же тогда оставалось? Оставалось лишь убеждение инакомыслящих — убеждение словами и собственным примером. И Ленсбери действительно старался убеждать. В своей парламентской деятельности он больше всего ценил как раз эту возможность убеждать противника со столь высокой и авторитетной трибуны. В своей частной жизни Ленсбери старался быть образцом тех добродетелей, которые особенно сильно влияют на массовое воображение. Ленсбери не пил, не курил, был образцовым семьянином. Двери его скромного жилища были открыты для всякого, кто нуждался и помощи или совете. Он всегда о ком-то хлопотал, кому-то оказывал содействие, с кем-то ходил к сильным мира сего. Одно время Ленсбери очень увлекался идеей создания Рабочей церкви, которая использовала бы религиозное чувство масс для борьбы за социальные преобразования, но в конкретных условиях тогдашней действительности из этой попытки не получилось ничего серьезного [67].

Излишне говорить, что в сфере теоретической между мной и Ленсбери была пропасть. Мы часто спорили, но никогда не могли прийти к соглашению. Однако мое знакомство с Ленсбери продолжалось, ибо в практических вопросах дня он часто занимал весьма левую позицию. На это обращал внимание и В. И. Ленин. Так, в своей статье «Конгресс английской социал-демократической партии», опубликованной в 1911 г. в «Звезде», Ленин с явным сочувствием к Ленсбери писал:

«…Член парламента Джордж Ленсбери (Lansbury) выступил с резкой критикой политики парламентской «рабочей» группы за ее зависимость от либералов, за ее боязнь «повредить» либеральному правительству. «Я чувствовал себя не раз, — говорил Ленсбери, — настолько пристыженным поведением рабочих депутатов, что подумывал о сложении мандата… Я сижу в палате общин, и передо мной стоят образы рабочих, мужчин и женщин, которые изо дня в день трудились в трущобах Боу и Бромли (кварталы нищеты в восточной части Лондона. — И. М.), проводя меня и парламент. Они работали, выбирая меня, потому что они думали, что я не похож на либералов и на тори. Они послали меня, чтобы я поставил вопрос о бедности, бедности, бедности… Я призываю вас — обращался оратор к съезду (Независимой рабочей партии. — И. М.) — образовать крепкую партию… абсолютно чуждую всякой уступчивости к либералам и к тори… Рабочие, которые трудятся и бедствуют, ничего не ждут ни от либералов, ни от тори; их единственная надежда, их единственное спасение — их собственные организованные усилия» [68].

Для меня Ленсбери представлял интерес еще потому, что он охотно помогал мне в изучении британского рабочего движения, и я часто пользовался его помощью для получения тех или иных нужных мне данных.

Однажды Ленсбери спросил меня:

— Хотите посмотреть на «социалистическую церковь»?

Конечно, я хотел. В те годы я хотел все видеть, все знать, что имело какое-либо отношение к английскому рабочему движению. На следующий день мы с Ленсбери отправились. Церковь, о которой шла речь, была расположена в северо-восточной части Лондона на Саусгэт Роод и называлась «Церковь Братства». Мы долго кружили по темным и грязным улицам рабочих кварталов прежде чем, наконец, попали на место. Я окинул быстрым взглядом здание церкви. Оно было похоже на десятки других таких зданий столицы: почерневшие от копоти стены, узкие стрельчатые окна, почерневшая крыша с башенкой на переднем крае, подымающаяся острым углом к небу. Через небольшую боковую дверь мы вошли внутрь. Нас встретил один из руководителей социалистической общины, которой принадлежала церковь, и, дружески пожав руку, повел в алтарь. Это был простой, почти бедный зал человек на 200, в одном углу которого имелось небольшое возвышение, а в другом стоял деревянный крашеный стол с несколькими стульями. Ленсбери был здесь своим человеком, и между ним и встретившим нас социалистом сразу же завязался оживленный разговор на интересующие нас темы. Мы присели у стола и немножко отдышались. Потом я стал расспрашивать моих собеседников о церкви и ее задачах.

Оказалось, что церковь являлась собственностью довольно многочисленной социалистической общины, которая содержала ее на свои средства и устраивала здесь регулярные богослужения. При церкви имелась «воскресная школа», в которой обучались дети членов общины. Задачей церкви, как явствовало уже из ее названия, была проповедь идей братства между людьми всех рас, религий, положений и мирная перестройка человеческого общества на социалистических началах. Слушая эти объяснения, я невольно подумал:

— Как велика власть религии над английским рабочим! От нее здесь никуда не уйдешь.

Когда разговор окончился, наш собеседник предложил осмотреть здание церкви. Мы вышли из алтаря в главный зал, где совершались службы. Это помещение было больше — человек на 300-400. На полу стояли ряды скамеек для молящихся. Справа и слева шли хоры с длинными скамьями, разделенными узкими проходами. В одном месте возвышалась кафедра, с которой произносились проповеди. Все было тут так же, как и в других церквах, Во только все было проще, беднее и суровее. По лестнице мы поднялись на хоры. Я взглянул оттуда вниз, на стулья, на кафедру, на амвон.

Вдруг Ленсбери, стоявший рядом со мной, добродушно рассмеялся и воскликнул: