Виктор Корчной - Шахматы без пощады

Я постарался поскорее забыть ту партию и связанные с ней неприятные ощущения. Только через 40 лет, когда возникла идея написать свою биографию, мне захотелось еще раз критически взглянуть на заключительную позицию той важной партии, прочувствовать этот драматический момент моей шахматной жизни, понять — как и почему это случилось.

То, что я не заметил взятия на d6 в цейтноте — это можно понять и простить. Менее извинительно, что я прошел мимо этой возможности в анализе 2002 года. Впрочем, и этому найдется психологическое объяснение. Поставив перед собой задачу: найти психологическую причину моей ужасной ошибки в партии, я дал на нее ответ, а затем постарался подогнать решение к уже готовому ответу. Не вышло…

Очевидно, за доской я был недостаточно внимателен. День был для меня трудным: заболел ребенок, и нужно было помочь жене ухаживать за ним. А на сцене два приятеля-украинца разыгрывали комедию: Гуфельд бессовестно «сплавлял» партию другу — это меня очень злило… И теперь уже Геллер обошел меня на пол-очка. До конца турнира оставалось три тура. В отчаянной борьбе, пройдя через рифы проигрыша, я одолел Н. Крогиуса. Потом я играл черными с самим Геллером. Ему нужна была только ничья, и в решающий момент партии, когда следовало искать лучшее продолжение, он стремился лишь к повторению ходов. Я выиграл и эту партию. Теперь перед последним туром я опережал Геллера и Петросяна на пол-очка. Играю белыми с А. Суэтиным, но не уравниваю игру. Предлагаю ничью. Он отказывается и на моих глазах идет советоваться с моими конкурентами. Как потом стало известно, Петросян велел ему согласиться на ничью, а Геллер сказал: «Играй, ты его прибьешь!» В обоюдном цейтноте все перевернулось. Я получил лучший эндшпиль и при доигрывании выиграл партию. Петросян и Геллер, выиграв свои встречи, отстали на пол-очка…

С тех пор прошло 14 лет. С Бронштейном меня всегда связывали хорошие отношения; я пригласил его поработать вместе в рамках подготовки к матчу с Карповым. Однажды во время дружеской беседы он предался воспоминаниям:

— Помните, как в тот февральский вечер в 1960 году я сплавил Геллеру?

— Зачем?!

— Да во время тура я вдруг увидел, как беззастенчиво Крогиус сплавляет Петросяну. Оставить же последнего в одиночестве чемпионом страны было выше моих сил. В прекрасной позиции я некорректно пожертвовал фигуру и вскоре сдался.

— А я? Вы таким образом предавали и меня! — вскричал я.

— У вас было плохо. А Петросяну надо было помешать, — закончил Бронштейн.

После этого диалога, я надеюсь, читатель поймет — выиграть «по-честному» чемпионат СССР было равносильно подвигу!

Только закончился турнир, а ко мне приехал журналист Виктор Васильев — послушать мой рассказ о чемпионате, прославить меня. А я в эти дни продумывал — как, что случилось. И у меня сложилось впечатление, что не активной игре я обязан своим успехам, а умением защищаться. И на просьбу журналиста рассказать о себе, похвалить себя, я рассказываю — как это здорово, как интересно защищаться! Как завлекаешь противника идти вперед и наказываешь его потом за азартную игру… Журналист не пожалел красок. Его очерк обо мне «Возмутитель спокойствия» разошелся по всему миру. Отныне и на добрый десяток лет я приобрел славу убежденного, непревзойденного защитника. Мне же потом пришлось бороться против этого клише в печати и за доской.

Успех в чемпионате СССР вывел меня в ряды сильнейших гроссмейстеров мира. Шахматная федерация СССР предоставила мне возможность сыграть в двух неплохих международных турнирах. Не забыли меня и в Ленинграде. Благодаря моей победе моя семья весной того года переселилась из коммунальной квартиры в небольшую, но отдельную. Один международный турнир был проведен в Москве, другой — в Аргентине. Турнир в Буэнос-Айресе, посвященный 150-летию республики Аргентина, был по тем временам очень сильным. Там играли 14 гроссмейстеров. Лидерство захватил отлично игравший С. Решевский. Запомнился мне во время турнира прием, банкет в советском посольстве. Меня представили лауреату Ленинской премии мира Марии Роса Оливер. Она меня убеждала, что я обязан выиграть этот турнир, дабы не позволить американцу стать победителем. Вот как: и на южно-американском континенте просматривались щупальца советской пропаганды! Госпоже Оливер повезло. На финише Решевский немножко замешкался, и мне удалось его догнать.

После турнира группа гроссмейстеров отправилась по провинциям Аргентины и приняла участие в турнирах в городах Санта-Фе и Кордоба. Но не шахматной игрой запомнились мне эти поездки. Развитие моего политического сознания происходило крайне медленно, и мне приходилось в этом не раз убеждаться. В городе Кордоба организаторы устроили банкет по случаю окончания турнира. Меня посадили рядом с симпатичным на вид молодым человеком, который в приятельской манере стал задавать мне вопросы: «Скажите, почему советские понастроили военных баз по всему миру?» «А почему американцы имеют базы во всем мире?» — отпарировал я. «А зачем советские покорили народы Восточной Европы, сделали из них сателлитов?» Эту карту крыть было нечем. Я не выдержал и, как говорят японцы, потерял лицо. Я кричал не помню что, как в истерике. Сбежались организаторы, извинились за оплошность, рассадили нас.

И еще один случай. В городе Санта-Фе меня посетил один украинец. Лет 30 назад он уехал из Советского Союза. У него на Украине остался брат. Украинец написал мне адрес и дал долото, чтобы я переслал его брату. Мне трудно объяснить, что со мною случилось, но я так никогда и не послал долото по указанному адресу. Страх, необъяснимый страх оказаться соучастником какого-то заговора против СССР и прочую чушь в голове — это мне еще предстояло преодолеть…

Руководителем нашей делегации в Аргентине был Тайманов. Он сумел устроить так, что по пути домой мы три дня прожили в Риме за счет авиакомпании. Я рассказывал в Первой главе о своем комплексе отсутствия кровати. Я решил от него избавиться и в один из дней «римских каникул» купил за 300 долларов спальню, потом пошел в советское торговое представительство и заплатил 150 долларов за доставку.

Во время 28-го первенства СССР, которое проходило в Москве, я получаю телеграмму: «Ваша мебель прибывает в порт Николаев. Встречайте!» Моя мачеха Роза Абрамовна нашла каких-то дальних родственников в городе Николаеве. Было непросто поместить эту мебель в грузовик, потому что она оказалась какая-то нестандартная. Но, в конце концов, они с этим делом справились, и грузовик благополучно добрался до Ленинграда.

Почему я купил спальню в Италии? В Советском Союзе аналогичный мебельный гарнитур (только худшего качества, из ГДР, Венгрии или Польши, но не из капстран) стоил около 2000 рублей. На какие деньги я, молодой гроссмейстер, мог его купить? За победу в чемпионате СССР 1960 года я получил 250 рублей. А в Аргентине, разделив первое место с Решевским, заработал тысячу долларов. Так что у меня были деньги, и мебель обошлась сравнительно недорого. Если бы я привез валюту в СССР, то вынужден был бы обменять ее на чеки «Березки».