Филипп Бобков - КГБ и власть

Но было еще и другое: отношение к корейскому населению на Сахалине. При довольно значительном числе корейцев, проживающих на территории Сахалинской области, не было на острове никаких центров, которые объединяли бы их и создавали возможность более тесного общения, помогали поддерживать культурные связи и традиции. Сахалинские корейцы оказались предоставлены самим себе и чувствовали себя на острове изгоями, хотя большинство из них здесь родились и выросли.

Обсуждая эти явные перекосы в национальном вопросе с руководителями области, мы пришли к выводу, что необходимо постепенно менять политику в отношении корейского населения, создать условия для развития их культуры, литературы и искусства и, разумеется, помочь наладить связи с родственниками, живущими за границей.

Вернувшись в Москву, мы довели все это до сведения руководства и добились того, что были разрешены поездки жителей Сахалина в Южную Корею и Японию. Местные власти разработали план широкого привлечения корейцев к участию в общественной жизни.

Мне было очень приятно получить от начальника Сахалинского управления КГБ Н. В. Селиха сборник стихов «Нам жизнь дана» местных корейских поэтов, который вышел через несколько месяцев после нашего посещения Южно-Сахалинска. Это был первый результат, свидетельствовавший о том, что наши усилия оказались небесплодными. К сожалению, он оказался последним. Руководству страны, занятому перестройкой, было не до национальных проблем: они не нашли отражения даже в широко разрекламированной программе помощи Дальнему Востоку, которую приняли после визита в этот регион Горбачева. Как известно, популизм и дело — вещи несовместимые.

В одной из ГАЗЕТ в перечне исторических событий я прочел: «1988 г. Баку. Впервые после событий 1986 года в Алма-Ате применена сила против мирной демонстрации, проходившей под лозунгом, требующим независимости Казахстану».

Сами события комментировались следующим образом: «1986 г. — митинги на площади Л. И. Брежнева (ныне площадь Республики) в Алма-Ате; к зданию ЦК КП Казахстана вышла молодежь, недовольная снятием накануне с поста первого секретаря ЦК Д. А. Кунаева и заменой его «варягом» Г. В. Колбиным по «рекомендации» московского Политбюро. Применение силы 18 декабря для разгона митинга привело к кровопролитию, первому в «эпоху Горбачева».

Г. В. Колбин, работавший первым секретарем Ульяновского обкома КПСС, зарекомендовал себя как энергичный, опытный руководитель, особенно отличившийся в кампании по борьбе с алкоголизмом: за один год он добился полной ликвидации пьянства, простите, — употребления спиртного на родине Ильича. Его заметили «наверху». Но главную роль сыграли не успехи в проведении антиалкогольной кампании, Колбин был и в самом деле незаурядным человеком, сильным организатором, сделавшим немало полезного для Ульяновской области.

Выбор кандидатуры Колбина на пост Первого секретаря ЦК компартии Казахстана, возможно, определялся и тем, что до Ульяновска он проработал вторым секретарем ЦК компартии Грузии и был близким другом Э. А. Шеварднадзе. О последнем Колбин всегда отзывался с восхищением, восторгался мудростью и прозорливостью Эдуарда Амвросиевича. О чем бы он ни говорил, рано или поздно разговор сводился к достоинствам кумира. К чести Колбина, он выучил грузинский язык, а по приезде в Казахстан сразу взялся за казахский.

В Грузию Колбин попал из Свердловска, где был вторым секретарем обкома КПСС.

Мне довелось встретиться с Геннадием Васильевичем в декабре 1986 года. 16 декабря я услышал о замене Кунаева Колбиным на посту Первого секретаря компартии Казахстана и, не скрою, в душе у меня шевельнулась тревога. Поэтому я не был особенно удивлен, когда на следующее утро стало известно, что студенты алма-атинских вузов вышли с протестом к зданию ЦК компартии Казахстана. «Нет Колбину! — кричали они. — Первым секретарем ЦК должен быть казах!» Возможно, они были и правы, если бы… Дело в том, что на роль руководителя компартии Казахстана претендовали несколько человек, и первыми среди них были Председатель Совета Министров Нурсултан Назарбаев и секретарь ЦК компартии Казахстана Закаш Камалитденов.

Закаша я знал хорошо, ибо до того, как прийти в ЦК, он несколько лет был Председателем КГБ Казахстана, куда его направил Кунаев. Возвращение его вновь в ЦК, где он возглавил идеологическую работу, многие расценили как намерение Кунаева передать по наследству Камалитденову пост Первого секретаря ЦК.

И надо сказать, Камалитденов очень усердствовал, верно служил Кунаеву и старательно набирал очки в Москве. Главный его недостаток был в том, что, добиваясь поддержки в ЦК КПСС, Закаш допускал грубые ошибки. Он хотел показать себя русским больше, чем сами русские. Некоторые его высказывания не могли не задеть национальных чувств казахов. На этой почве он поссорился с интеллигенцией и даже с таким достойным человеком, как поэт Олжас Сулейменов.

Мне не раз приходилось говорить об этом с Камалитденовым еще во время его работы в КГБ. Хотелось поправить Закаша и уберечь от ошибок, которые могли скомпрометировать его в глазах собственного народа. Однако он слушал лишь тех, чей слух ласкали его интернационалистические речи.

Назарбаев был человек совсем иного склада. В отличие от Камалитденова это грамотный экономист, опытный организатор производства. Он уверенно стоял на земле, чувствуя под ногами твердую почву. Назарбаев, конечно, вполне созрел для того, чтобы сменить Кунаева на посту Первого секретаря ЦК компартии республики, и, думаю, эту кандидатуру поддержала бы и Москва. Я познакомился с ним в декабре злополучного 1986 года. Этот человек давно вызывал у меня симпатию и, по-моему, платил мне тем же. Но все это выяснилось значительно позднее.

Получив сообщение о волнениях среди студентов, я позвонил Председателю КГБ республики Виктору Мирошнику. Он рассказал, что действительно ночью в общежитиях нескольких вузов столицы Казахстана прошли собрания студентов, протестующих против избрания Колбина. Утром студенты вышли на. улицы. Обстановка очень тревожная и угрожает перерасти в массовые беспорядки. Группы студентов хотя и немногочисленны, но весьма агрессивны. Уже прозвучали призывы к погромам. Однако Мирошник считал, что события пока не носят угрожающего характера. Обменявшись мнениями с Председателем КГБ СССР В. М. Чебриковым, пришли к выводу, что не стоит принимать скоропалительных решений.

В этот день в Москве в Колонном зале открывалась учредительная конференция ветеранов войны и труда, и я участвовал в ее работе. Примерно через час после начала конференции меня вызвал из президиума секретарь ЦК КПСС Г. П. Разумовский. Вместе с его заместителем Е. 3. Разумовым обсудили происходящее в Алма-Ате. Разумовский предложил связаться с Чебриковым. Я позвонил, узнал, что получено указание Горбачева срочно вылететь в Алма-Ату, так как события в столице Казахстана принимают характер массовых беспорядков. По тону Чебрикова и по тому, как вел себя Разумовский, стало ясно, что руководство страны недовольно выжидательной позицией органов госбезопасности, которые не сумели предупредить нежелательный поворот событий. Мы обсуждали эту ситуацию, пока летели в Алма-Ату. Руководитель нашей группы член Политбюро ЦК КПСС М. С. Соломенцев настойчиво расспрашивал меня, как могло случиться, что КГБ прозевало массовые выступления студентов. Я обещал ему во всем разобраться на месте.