Леонид Дядюченко - Какая она, победа?

приказа колонной тяжелогруженых самосвалов уходит за поворот.

Впереди, выхваченный из мрака сильными прожекторами, возникает

банкет верховой перемычки. Над прораном портрет Токтогула и красно-

белая полоса лозунга. Выше скальная стена уходит в непроницаемую темень,

из-за нависшей глыбы которой едва-едва выглядывают залитые белой луной

скалы отметки «1300». Проран освещен, вода в нем как зажатая в спираль

стальная пружина, несущаяся со скоростью одиннадцати метров в секунду.

Сразу за прораном, за его перепадом эта литая пружина словно взрывается,

она образует безумно ревущий, грохочущий котел, дрожь его каменных стен

передается банкету, и тот подрагивает, настолько силен напор рвущейся из

плена реки.

Хуриев хлопает дверцей, идет к тоннелю. А его ствол все еще забит

машинами, там все еще устанавливают датчики контрольно-измерительной

аппаратуры, режут торчащие из стен пеньки стальных балок.

— Елкин к двум часам должен был уйти из тоннеля,— докладывает

вынырнувший из-за экскаватора Саша Пятерев. — А сейчас сколько? Пятый!

Я перемычку трогать не могу!

—Ты поспи иди, Саша, — просит его Хуриев. — Заберись в «уазик» и

112

отдохни. Хотя бы час, там тепло, слышишь?

В черноте предутреннего нёба над створом появляется спутник. Его

заметил кто-то из гревшихся у костра, показал другим. Как утверждают

летописи, не было в старину ни одной порядочной битвы, накануне которой

не появлялось бы небесное знамение. Знамения определяли исход битвы.

Они предвещали победу или поражение. Что предвещаешь ты, спутник? Ведь

«Нарын есть Нарын», смысл этого ходячего на стройке выражения

постигается именно здесь, на мягко прогибающейся под тяжестью буль-

дозеров земляной перемычке, на ощетинившемся клыками тетраэдров

верховом банкете.

Хуриев поднимает руку. Рев дизелей глохнет, бульдозеристы, их

бригадиры Сеяр Феттаев и Анатолий Курашов собираются вокруг

начальника УМРа. — Курите, ребята, пока время есть.

Идет по кругу пачка сигарет, в двух шагах тяжело бьет об осыпающуюся

кромку черный Нарын. Хуриев припадает к нивелиру, целясь объективом в

деления полосатой рейки. Ошибиться нельзя. Снимешь с перемычки лишнее,

и кто знает, удержит ли она Нарын? А в тоннеле люди, машины. Когда же в

конце концов они уйдут оттуда?

Они уходят в семь утра. Что-то торжественное было в их уходе. Ползли

бульдозеры, ползли, дергаясь на поворотах, как танки, медлительные

подъемники, ползли телескопические вышки и дежурные машины.

Гидроспецстрой уходит из тоннеля! Там, перед входом, остается лишь пламя

брошенных костров, там дотлевает опалубка, подожженная брызгами

расплавленного металла, там все еще светит редкая гирлянда электроламп,

которую уже некогда и некому снимать.

Уходят с перемычки и бульдозеристы. Остается лишь № 81 Хаписа

Шадыева. Чем глубже он срежет перемычку, тем легче будет перекрывать

Нарын. А перемычка срезана почти вровень с водой, на ее наклонной плоско-

сти проступают темные пятна, когда бульдозер доползает до края и валит

грунт в Нарын, его нож задевает воду, и кто-то, не выдерживая, кричит:

113

— Смотри, Хапис, останешься в Нарыне!

Но Хапис не слышит. За стеклом коричневый подшлемник,

внимательное лицо и щегольские усики. «А, ничего, — говорит улыбка

Хаписа. — Мы привыкли. В другой раз пешком бы не прошел, где на

бульдозере пролез...»

. .Накануне в Доме техники состоялась долгожданная пресс-

конференция. Ее вели секретарь парткома Мирзали Абдурахманов,

начальник стройки Зосим Серый, главный инженер Леонид Толкачев. Был

задан вопрос, кто сбросит в проран первые «негабариты». Не было вопросов

о другом — кто погрузит их? А ведь ход перекрытия определялся не только

на верховом банкете, а скорее всего на шестнадцатой площадке, где под

тяжестью скал рвались стальные стропы, где угрожающе кренились

подъемные краны, где люди, как бублики на шпагат, нанизывали на трос по

три, а то и по четыре железобетонных тетраэдра.

И все понимали: будет порядок на шестнадцатой площадке, будет

перекрытие. Поэтому посылали туда самых надежных — верхолазов из

бригад Леонида Каренкина, Геннадия Абрамова, Алексея Петрова, старшим

на увязке тетраэдров был назначен комиссар участка, партгрупорг Василий

Буянов.

Балинский даже рассмеялся, когда узнал о том, что будет грузить

«негабариты». Обычная «невезуха»! Именно это и должно было с ним

случиться, именно это! Ждать бог знает сколько времени, насквозь

процементироваться ради этого дня в обводном тоннеле, пробиться в конце

концов в число участников перекрытия, а перекрытия не увидеть! Вечная

история! Не везет, и все!

И еще одна история. Когда ехали на створ, у моста через Нарын их

остановил наряд милиции, появившийся здесь в связи с небывалым для Кара-

Куля наплывом гостей.

—Куда?

—На створ.

114

—Ваши пригласительные билеты?

—Какие билеты, мы на смену!

—Ничего не знаем. Без пригласительных билетов проезд запрещен.

—Да вы что, смеетесь?..

Ребята от неожиданности пустились было в пространные объяснения, но

тут же, осознав комизм ситуации, махнули рукой. За ними и так сейчас

примчатся. Закурили, удобно развалились на лавках, всем видом выказывая

готовность стоять на месте хоть до конца перекрытия и ждать.

— Ну что ж, мы понимаем. Нельзя, так нельзя! — хмыкнул Балинский.

А мимо торопливо проскакивали машины со счастливыми обладателями

пригласительных билетов, ехали гости из Москвы и Фрунзе, из Оша и Таш-

Кумыра, из райцентра и окрестных колхозов, ехали корреспонденты газет и

журналов, кинохроники и телевидения, ТАСС и радио. Они могут спешить.

Могут занимать места на смотровых площадках, нетерпеливо поглядывая на

часы. Может даже прозвучать команда, взлететь сигнальная ракета, а пере-

крытия все же не будет. Не будет, потому что главные действующие лица до

створа еще не добрались. Они сидят в кузове обшарпанной дежурки,

постукивают от холода рантами побитых горных ботинок, покуривают, пряча

сигарету от ветра в кулак, и тихо улыбаются чему-то своему. Очевидно,

тому, что у них не оказалось пригласительных билетов. Так неожиданно

довелось еще раз осознать, что значит рабочий человек. Нет без него ничего.

И ничего не будет.

Покуривать пришлось, конечно, недолго. Скрип тормозов сразу

нескольких машин, растерянные объяснения ревностных исполнителей «от»

и «до», на которых в эту минуту жаль было глядеть, бешеный бег машины по

бетонке и вдруг разом нахлынувший азарт горячей, необычной, праздничной