Роман Неумоев - Повстанческая армия имени Чака Берри

Ну, просто сцена из фильма с участием Вицына, Моргунова и Никулина. Те, кто знает Вову Медведева, легко представляет его на месте Вицына. У них внутреннее сходство. И вот наш новоявленный «форточник», на наших руках, влезает в открытое окно туалета. Наступает томительная тишина. Какое-то время внутри вагона как бы ничего не происходит. Мы с Юджиным стоим меж двух составов, на «шухере», и на чем свет стоит ругаем про себя как всегда медлительного Джаггера. И вдруг тишину на задних путях симферопольского вокзала разрывает страшный грохот бьющихся друг о друга и перекатывающихся пустых бутылок. Не знаю, что было у нас больше, радости или страха. Все-таки, наверное, больше страха. Нам казалось, что этот грохот слышен даже на привокзальной площади. Что следовательно сейчас сюда непременно придут и нас тут поймают. Наши ноги непроизвольно напряглись в инстинктивном желании бежать, бежать как можно быстрее и дальше. Только усилием воли и чувством стыда был этот страх как-то преодолен. Снова наступили тягостные минуты ожидания, которые, как известно, в таких случаях кажутся вечностью.

Вдруг, о радость! В проеме туалетного окна появилась знакомая голова нашего меланхоличного товарища. Он спокойно просунул в окошко сначала одну наполненную до краев сумку с бутылками, а затем рюкзак. Потом он вылез сам и был принят в наши дружеские объятия. Мы схватили сумки, схватили Джаггера и бросились прочь от вагона. На ходу мы забросали Джаггера упреками.

— Ты чего там возился?! Чего так гремел. Слава Богу, что проводника не было в вагоне. А то бы — конец!

— Ну, почему не было, — спокойно ответствовал Джаггер, — он там был, в вагоне…

— Как в вагоне?! — обомлели мы. — Так это он, что ли, сыпал тебе сам бутылки в сумки со страшным грохотом?!

— Да, нет, почему? Он там спит.

Ну тут уж просто нечего было сказать. Представить себе спящего проводника, у которого под носом грохочут так, что слышно даже на привокзальной площади, никакая фантазия не позволяла. Сию загадку объясняет только одно. Что это наш, советский, проводник, и его сон — мертвецкий.

Когда мы притащили наш улов на пункт приема и, пересчитав, обменяли на деньги, выяснилось, что мы стали обладателями аж 26-ти рублей с копейками. О, этого хватало аккурат на два билета на поезд, следующий через Волгоград и Челябинск в наши края. По крайней мере, до Свердловска наш путь был обеспечен. Билета, повторяю, мы купили только два, а нас было трое. Сил продолжать бутылочную эпопею уже не было. Решили так. Двое, естественно, я и Юджин, проходим в вагон по билетам. Затем находим в одном из нерабочих тамбуров открывающуюся дверь и запускаем Джаггера в качестве зайца. Уж как-нибудь, спрячем его на третей полке, за вещами. Ему, как говорится, не привыкать. Раз уж залез в вагон через туалет, то и на сей раз как-нибудь залезет.

На практике вышло иначе. Мы с Юджиным, как нормальные пассажиры, вошли в вагон и пошли искать нужную дыру — для Джаггера. Но оставленный нами на перроне один, Джаггер впал в обычную для него нерешительность и какую-то специфическую каталепсию. Тщетно делали мы ему указывающие знаки и жестикулировали у окна поездной двери. Джаггер смотрел на нас смущенно и обреченно. Перспектива остаться на пустом, но спокойном перроне чужого нам Симферополя казалась ему предпочтительней опасностям безбилетного проезда. И этот самый Джаггер, что еще несколько часов назад хладнокровно грузил пустые бутылки с жутким звоном под носом у спящего проводника. Таковы превратности судьбы!

Поезд медленно набирал ход. И печальная физиономия Джаггера еще немного помаячила нам на прощание и исчезла вместе с волшебным, южным городом. Ну нет, разумеется мы не заплакали. Молодости не свойственен подобный трагизм. Нас ждал счастливый путь домой, и скоро Симферополь и Вова Медведев на перроне его вокзала бесповоротно ушли в прошлое.

Но рано мы с Юджиным радовались. Вскоре над нами свершилось возмездие. Проклятие брошенного в Симферополе Джаггера настигло нас в самой середине пути.

В Куйбышеве, оголодав и решив купить на оставшиеся деньги немного курочки, мы отстали от поезда. Откуда нам было знать, что опаздывающий по расписанию, наш поезд начинает резко сокращать время остановок в пути следования. И вместо положенных по расписанию 15 минут простоит только пять. Не стану долго описывать, как метались мы с Юджиным, будучи в одном трико и с курицей по пустому перрону. Юджин смачно ругался и орал:

— Фестиваль! Фестиваль! Поехали на фестиваль! Да в жопу все эти фестивали! Чтобы я еще когда-нибудь послушал эти россказни про счастливую, свободную жизнь! И куда-то поехал. Да ни в жисть!

Наверное там, на том пустом перроне, Юджин и решил для себя раз и навсегда: работать, работать, работать, зарабатывать деньги, иметь их в большом количестве, и пошли в жопу все рок-фестивали! С тех пор он не изменял принятому решению, насколько мне известно, никогда. У него теперь в жизни все в порядке, и — пошли они все эти фестивали, вместе с любителями свободной, но безденежной жизни.

Осталось добавить, что домой мы все-таки добрались, с большими оказиями, ехали по спецбилетам (такие, с красной полосой по диагонали) до Уфы. Там получили, снятые с поезда, свои пожитки. И уже путешествуя не как законные пассажиры, а как поездные парни, бесправные и безместные, кое-как добрались таки до Тюмени — мрачные, грязные и голодные.

Ступив на тюменскую землю, Юджин бросился на колени и стал истово ее целовать, давая страшные клятвы. На сколько мне известно, своих клятв он не преступил по сию пору и тюменской земле более не изменял.

Существование нашей рок-тусовки в 87-м году было очень романтичным. Связано это с тем обстоятельством, что идеей культпросветработы всерьез загорелся наш всеобщий любимец и гусар Дмитрий Олегович Попов.

на фото Дима Попов собственной персоной.

Дима должен был вам запомниться в связи с его действительным членством в «Ду-ду клабе». Уже там, в истории этого идейного алкогольного сообщества были отмечены его могучие организаторские способности. Будьте уверены, что если уж Дима Попов за что-либо брался, то вокруг избранного им дела начинала кипеть бурная деятельность и происходили незабываемые события.

на фото Дмитрий Олегович Попов в крайнем левом углу

В силу особых свойств характера этого человека, ничем серьезным, долговременным и солидным завершиться Димина деятельность, правда, не могла. Самой такой задачи перед ним не стояло. Стояла задача пожить, доставить себе кайф и чтобы друзьям тоже было кайфово. Ясно было изначально, что если Диме доверить какую-либо организацию или структуру, ну там, клуб, ДК, общагу, СМУ, трест или даже министерство, то любое из этих явлений в результате диминой деятельности обязательно должно быть расфуфырено, растранжирено, а в конечном счете, попросту пропито. Но в этом, опять же, напрочь отсутствовал эгоизм. И, разумеется, не такой Дима был дурак, чтобы осуществить сей процесс в считанные дни или недели, и сесть за это в тюрьму. Дмитрий Попов прошел к описываемому периоду времени уже довольно солидную школу советской действительности, и если будучи вертолетчиком, ему не удалось пропить и пустить по ветру собственный вертолет, так это лишь потому что ему это сделать либо не дали, либо на пути к этому он сам как-нибудь нелепо «прокололся», совершил какую-нибудь досадную оплошность, таким образом дело не выгорело. Тут уж, как говорится, ничего не поделаешь. Тут уж, как говорится, характер, недостаток терпения и тому подобные вещи. Да и потом, вертолетная авиация, в которой работал Дима еще до того как попал в «Ду-ду клаб», в силу своей специфики, отрасль, где окружающие Диму сотрудники всегда на чеку. Летать на вертолетах, все-таки, дело опасное, поэтому у Диминого начальства и товарищей по работе оказалось достаточно бдительности и прозорливости, чтобы вовремя Диму из авиации вышвырнуть, опять-таки, за пьянство.