Владимир Гузман - Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра

Солнце постепенно садилось. Я вылез из кошары — пройтись, оглядеться, посмотреть на закат. Отойдя на пару сотен метров от стана, я сел на нагретый солнцем гранитный блок и закрыл глаза. «Ом, намо буддхая, намо дхармая, намо сангхая! Ом-ма-ни-пад-мэ-хум!» Стояла полная тишь, свежий горный воздух насыщал кровь снотворным кислородом, а лучи убегавшего на запад светила одаривали остающийся по эту сторону горизонта мир прощальным теплом... Мне вспомнился буддийский рай Амитабы, который я видел в Иволгинском дацане, на втором этаже специального храма. В застекленном аквариуме, среди конфет, монет и кусочков сахара, позолоченные бодхисаттвы в шелковых одеяниях окружали многоукрашенное чудесными плодами центральное древо бодхи. Я погрузился в это трансментальное пространство, представив будду Амитабу сидящим напротив. Его просветляющее излучение как бы проникало приятным теплом в поры тела, трансформируясь в индивидуализированную рефлексию пустоты дхармы (буддийского закона). В какой-то момент это излучение стало ощутимым физически. Я открыл глаза.

Напротив меня, на гребне красной мраморной стены цирка, на фоне розовеющего пространства, восседал в позе лотоса гигантский черный аскет. Вокруг его головы светился огненный нимб. «Так это же будда!» — радостно пронеслось в моей голове. Я также увидел, что будду окружает множество других фигур, тоже сидящих в позе лотоса, но уже без нимбов и сияний. Собственно, вся стена цирка была покрыта медитирующими образами различной величины. Все это панно в целом живо напоминало некий гигантский Боробудур или фасад индийского храма, заполненный снизу доверху персонажами космогонического пантеона. Человек (в данном случае я) оказывался в самом низу иерархической лестницы, у основания небесной пирамиды. Но это — непросветленный человек. Будда — человек просветленный, пробужденный — находился на самой верхней позиции, и исключительно свет его нимба делал возможным созерцание всей пирамиды в целом.

«Ом!» — произнес я, складывая перед грудью ладони и почтительно склоняясь перед черной фигурой с огненным нимбом. Приняв позу йогамудры, я замер с закрытыми глазами, уйдя во внутреннюю пустоту. Потом последовательно опустели остальные пятнадцать пустот мадхьямики: внешняя пустота, внешняя и внутренняя пустота, пустота пустоты, великая пустота, абсолютная пустота, обусловленная пустота, необусловленная пустота, пустота преодолевшая предел, пустота без начала и конца, неотбрасываемая пустота, природная пустота, пустота всех дхарм, пустота собственной сущности, пустота безобъективного и пустота, лишенная реальности.

Если прибавить сюда еще четыре вида пустоты, а именно — реальную пустоту, нереальную пустоту, пустоту, имеющую собственную реальность, и пустоту чужой реальности, то всего получится двадцать разновидностей шуньяты. Кроме того, как сказано в «Источнике мудрецов», «если делать классификацию шуньяты по словесному описанию, то получится два вида: пустота, исключающая сочетание явления и его шуньи, и пустота, исключающая возможность разложения истины на составные части».

Эти «двадцать две сияющие пустоты» играли особую роль в магической практике эфирных путешествий, которой мы с Ленноном некогда предавались на досуге. Снятие всех покровов пустоты приводит к оголению коры мозга, в результате чего параноидальная интуиция начинает реагировать непосредственно на космическое излучение запредельной мудрости. Обычно результатом такого состояния бывает обморок. Но можно задержаться в промежуточном состоянии бардо, позволяющем созерцать магическую закулису лаборатории вселенной и, при желании, прибегать к наличествующему там оперативному инструментарию. Оголение коры мозга на высокогорье, в условиях масштабной пространственной изоляции от мест человеческого обитания ведет к непосредственному контакту с чистой небесной средой за пределами ноосферного фильтра. В таком состоянии человек непосредственно телепатирует окружение, растекаясь мыслию по софийному древу сефирот. В более приземленных, а тем более городских условиях мысль преимущественно разлагается в локальном астрале, гоняясь за призраками.

«Ом-Мани-Падмэ-Хум»! Выпрямившись, я открыл глаза. Черный аскет продолжал сидеть напротив, но уже без нимба. Теперь мне стало понятно, что это был выступ скалы, имеющий очертания сидящего человека, за нимб будды я принял диск солнца, садившегося прямо за каменной фигурой. И все остальные персонажи храмовой иерархии тоже оказались выступами гранитной стены цирка, за счет предзакатных теней ставшими похожими на художественные изваяния. Зато небо было настоящим. Оно было так близко, что можно было слышать шаги расхаживающих по нему небожителей.

Через Зиару — к Искандер-кулю. На следующее утро Плохой поправился, и мы отправились дальше. Выйдя к северному краю цирка, мы оказались в преддверии спуска в новую долину, которую нужно было преодолеть на пути к Искандер-кулю. Через два часа мы спустились в месте слияния двух горных потоков — «нашего» и еще одного, стекавшего с ледника из боковой долины. Судя по карте, именно эта долина вела на перевал, за которым лежало озеро Александра. Мы решили сделать здесь — в приятной тени деревьев у бурлящей воды — привал. Через некоторое время на нас вышел аксакал в компании четырех женщин. Как выяснилось, он сопровождал дам на водные процедуры у священного источника, располагавшегося в непосредственной близости от места нашего привала. Компания взяла наискосок, вверх по склону, и исчезла в густых зарослях арчи. Примерно через час они оттуда вернулись, распаренные, словно после бани. Мы, конечно же, тоже решили сходить «попариться».

Источник, именуемый Кух-чашмой, представлял собой естественное углубление в горной породе, размерами с обычную ванну в городской квартире. Необычной была вода в этой ванной — теплая, почти горячая. Как выяснилось позже, Кух-чашма — это естественный родоновый источник. Пространство вокруг водного ложа густо заросло высокой травой, одновременно игравшей роль естественной ширмы от посторонних глаз. Лежа в теплом родоне, можно было наблюдать раскрывающуюся перед вами колоссальную горную панораму. Это было нереально, как в сказке, и вместе с тем — гиперреально, на уровне прямого телесного свидетельства.

Приняв родоновую ванну, мы полезли на перевал. Тропа шла вверх, вдоль реки, сквозь зеленые склоны, по которым с расположенных выше ледников бежали ручьи горной воды. Протекая сквозь ароматические целебные травы, в изобилии растущие в этих местах, эта вода приобретала вкус совершеннейшей амброзии. Кроме того, многие источники в окрестностях Искандер-куля, и в Фанах вообще, золотоносны. Прибавьте сюда большое содержания мумийной руды в породе, и вы получите напиток богов — золотую хаому.