Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Скачи в штаб, там находятся члены подпольного комитета, и передай им мое донесение. В нем я сообщаю, что в Щеках боя, очевидно, не будет.

— Почему, товарищ главком?

— Я сейчас допрашивал вражеского перебежчика, он уверяет, что японское командование намерено обойти ущелье стороной.

— Может быть, это ловкий маневр? — спросил Попов.

— Может быть, — согласился Лазо. — Однако не медли, но езжай не один, а вдвоем.

— С шахтером Байбородовым можно?

— Можно.

И Попов с Байбородовым умчались в штаб. А наутро прискакал на взмыленном коне Машков.

— Товарищ главком! — запыхавшись, сказал он. — Контра обходит «Дарданеллы». Сам видел, как колонны движутся восточнее ущелья и заходят нам в тыл.

— Прав был перебежчик, — заметил Лазо, — кто-то выдал мой план. Поезжай в отряд и вместе с Аврелиным тщательно проверь людей, не затесался ли среди них лазутчик и провокатор.

Приказав оставить Щеки, командующий отправил верховых к Хмельницкой встретить Попова и Байбородова, указав им путь отхода в тайгу, но Хмельницкая была уже занята противником, и верховые решили ее объехать.

Медленно потянулись партизанские отряды по Цимухинской долине. Посланная разведка донесла, что на развилке, у конца долины, стоит гора, обращенная острым мысом на юг. Это обрадовало Лазо. Он тут же ускакал с разведчиками к горе и, осмотрев ее, приказал отрядам стянуться к ней.

— Бодрей, бодрей! — шутили опытные охотники в отрядах, помогая товарищам взбираться вверх.

Неприятельские солдаты, намереваясь выйти из Цимухинской долины, подошли к горе, и тут на них покатился град камней.

— Экономь патроны! — кричали командиры.

С грохотом летели огромные каменные глыбы, нанося вред противнику, стремившемуся взобраться на гору. Вражеское командование нервничало, суетилось, подгоняло солдат, но те прятались в кусты, не рискуя взбираться. С утра до ночи шла стрельба.

На другой день партизаны отошли. Предстояло взойти на перевал. Многие выбились из сил, томила жажда, мучил голод, износилась обувь, распухли ноги, но партизаны все шли и шли.

Кто-то из партизан предложил создать таежный лазарет. Лазо, узнав об этом, посоветовался с врачом Сенкевичем, и тот, приложив много усилий, оборудовал лазарет. Нужны были сестры, медикаменты, спирт, инструменты, лежаки, посуда, продовольствие. Сенкевич не спал ни днем, ни ночью, он носился по тайге, охотники приносили ему мясо диких коз, кто-то притащил мешок соли. По ночам больные партизаны стонали, в бреду рвались в бой. Сенкевич отобрал у них оружие. Своим трудолюбием он заразил тех бойцов, которых прикомандировали к нему санитарами.

Когда отряды поднялись на перевал, Лазо направил их по разным дорогам: на Яковлевку, Яблоновку, в Иманскую долину.

Рассветало. Над цепью горных вершин Сихотэ-Алиня поднималось солнце.

Лазо простился с Безугловым, Машковым, Аврелиным и ушел с десятью бойцами на Анучино, куда должен был прибыть революционный штаб.

Спит тайга. В белесой дымке, поднявшейся над заснувшей землей, потонули бескрайние леса. Теплится одинокий костер, тоненькие языки пламени вяло трепещут.

У костра сидят Лазо и немолодой маньчжур, которого партизаны прозвали Пеко. Он, по обыкновению, молчалив, но сейчас у костра ему хочется поговорить с Лазо. Пеко всех командиров называет капитанами, считая их образованными и опытными в военном деле. Он долго смотрит на уставшего Лазо, видит, что веки у него смыкаются.

— Усни, капитан, на земле ночь…

Лазо раскрывает свои большие темные глаза и, протянув руку, гладит Пеко по голове.

— Любишь тайгу!

Как может Пеко не любить тайги? За много лет он узнал ее от Хингана до Амура, от океана до песчаных пустынь Гоби. Еще мальчиком он пришел сюда со своим бродячим отцом с верховьев Сунгари. На том месте, где отцу удалось найти золотой песок, они построили крепкую фанзу. За несколько лет старик собрал шесть мешков золотого песка и схоронил их под фанзой. Он уже собирался возвратиться в Маньчжурию и заняться торговлей, но завистливый товарищ убил отца и сделал нищим Пеко. Вместо золота ему осталась в наследство одна лишь фанза. Привыкший с детства жить в тайге и бить зверя, Пеко сделался опытным охотником и следопытом.

— Значит, если бы твоего отца не убили, то ты уехал бы с ним в Маньчжурию и теперь торговал бы?

— Да, капитан, — признался Пеко.

— Какой же ты партизан? — подзадорил Лазо.

— Капитан сам видел, как я воюю. Не деньги мне нужны, а человеческая любовь.

— Жаловаться грешно, Пеко, тебя все партизаны любят.

— Потому мне и хорошо.

Пеко был мечтательным человеком. Тайга манила его своей дикой природой, мрачным величием, неповторимой красотой. Тайга казалась ему тем миром, в котором царит зверь, а не человек, где слабому телом и духом нет места, где для того, чтобы сжиться с природой, надо сначала ее почувствовать, познать ее законы, а уж потом подчинять себе. Он знал, что в тайге человек человеку волк. Только с тех пор, как в Уссурийском крае зажглись костры партизан, суровых, но сердечных людей, Пеко потянуло к ним всей душой. А капитан Лазо, как он называл командующего, вовсе покорил его своей прямотой и смелостью. Какой человек! За него Пеко готов отдать двадцать мешков с золотым песком, потому что нет цены такому человеку. Вот и сейчас капитан устал, болен, тяжело болен, ноги распухли, но не хочет спать, все думает про своих людей, которых надо накормить, одеть, обуть. Но где же взять хлеб, крупу, сало, сапоги, ватники?

Раньше Пеко легко смотрел на жизнь, он знал, что умрет, в лучшем случае, как все таежники, в тайге, а может случиться, что его убьют, как отца. И не все ли равно, есть ли у него жена, дети или нет? После убийства отца он бежал от людей, но никогда не бежал от уссурийского тигра, напротив, он вызывал его на поединок, шел навстречу зверю, потому что верил, что зверь назначен судьбой, чтобы пресечь его долгую жизнь.

Спит тайга…

И вдруг Пеко уловил легкий шелест сухой листвы. Он мгновенно поднялся и стал на колени. Снова послышался хруст валежника.

Лазо напряженно следил за Пеко. На минуту показалось, что вот-вот из темноты выглянет страшная голова хищника. Не лучше ли выстрелить, поднять весь лагерь на ноги, и тогда зверь испугается и убежит? Но Лазо верил Пеко, верил в его силу.

Пеко, стоя на коленях, замер. Он заметил, что Лазо, вынув из кобуры револьвер, положил указательный палец на спусковой крючок. «Как бы капитан не выстрелил», — подумал он и в ту же минуту, перепрыгнув через дотлевающий костер, исчез в темноте.

Лазо ждал. «Нельзя больше рисковать», — решил он и выстрелил. Эхо замерло в тайге. Потом до его слуха донесся страшный рык. Лагерь всполошился. Люди, проснувшись, стали стрелять в воздух. Все бросились к костру, окружив Лазо.