Фабиан Гарин - Командующий фронтом

Так началась новая жизнь Ольги Андреевны. В Гордеевке она избавилась от встреч с контрразведчиком Корнеевым, но и здесь она не была гарантирована от всяких неожиданностей, тем более что ей предстояло бывать по секрету от гордеевских жителей в Серебряной, ездить во Владивосток и возвращаться в дом Меланьи Сидоровны, которая после гибели мужа и сына боялась и атаманов и партизан.

Весело пели птицы в тайге. Дни стояли ясные, в голубом небе пылало огненное солнце, и к нему тянулись сопки Сихотэ-Алиня. Казалось, стоит взобраться на самую макушку — и достанешь рукой светило.

В Сергеевке на улице невообразимый шум. В каждом дворе тачанки. Лошади, отмахиваясь от назойливых мух, медленно жуют сено. Где-то заливается гармошка, и тоненький тенорок выводит слова частушки:

За десятки верст съехались в таежную деревню делегаты на съезд трудящихся Ольгинского уезда. Здесь были хлеборобы и рыболовы, шахтеры и грузчики, казаки и солдаты бывшей царской армии, охотники и учителя. Одни прибыли на тачанках, другие верхом, третьи по звериным тропам и пересохшим горным речкам прошли пешком. Здесь были семнадцатилетние юноши, уже понюхавшие пороха, и отцы семейств, уважаемые люди на шахтах и в селах. Здесь были русские и украинцы, латыши и орочи, корейцы и китайцы, монголы и эстонцы.

Шевченко с Машковым приехали верхами. С ними Мелехин, Клименко и еще два командира, Олейник и Сивуха.

Гаврила Иванович, поглаживая усы, упрямо спадавшие вниз, спросил у Машкова:

— Балакать будешь, комиссар, чи як?

— Без меня найдется кому говорить.

— Ты хоть скажи за Цимухинский отряд, его же последним считают. Що, не так?

— Мало ли кто что считает.

— Ни, — упрямился Шевченко, — не хочу, щоб про мене казали: пьяница, шайтан…

— Ладно, Гаврила Иванович, скажу.

В школе набилось столько народу, что нечем дышать. Решили перенести заседание под открытое небо. За столом президиума члены Владивостокского подпольного комитета партии. Прозвенел колокольчик, разговоры смолкли. Раздался голос Лазо, которого еще не все знали в лицо:

— Предлагаю избрать в президиум представителей партизанских отрядов: командира и комиссара Цимухинского отряда Гаврилу Ивановича Шевченко и Виктора Ивановича Машкова, командира Сергеевского отряда Степана Агафоновича Безуглова, командира Тетюхинского отряда Степана Листратовича Глазкова, командиров Владивостокова, Петрова-Тетерина, Сосиновича и Аврелина, а также прославившихся партизан Клименко, Ивашина и Кирилла Хлыста.

Делегаты дружно зааплодировали.

Проходя к столу президиума, Гаврила Иванович услышал шепот:

— Шевченко с комиссаром живут как кошка с собакой.

С большой речью выступил Лазо. Он говорил о дисциплине, о формах партизанской борьбы, о стройной организации отрядов и закончил так:

— Пусть выступят сами делегаты, а мы их послушаем.

Когда председатель назвал фамилию Шевченко, кто-то из делегатов громко сказал:

— Надели на него смирительную рубаху.

Гаврила Иванович побагровел, лицо перекосилось, хотелось бросить крепкое слово обидчику, но сдержался. Раньше чем начать говорить, выждал, покрутил усы, долго откашливался.

— Смелей, Гаврила Иванович! — услышал он голос Лазо и сразу приободрился.

— Я не дуже привычный до речей, — заговорил он наконец, — но тут мени треба ответить тим делегатам, шо смеются в кулачки. Гаврилу Шевченку знае все Приморье, що правда, то правда. И знае як атамана, як самостийного батьку. Сам пан — сам ярмарок. Того Шевченки вже нема. Той здох!

Делегаты рассмеялись, а Гаврила Иванович, повеселев, снова подкрутил усы, но на этот раз уже важно, и продолжал:

— Теперь есть другий Шевченка. Цей, другий, вже не брикается, як дурна коняка, не дае бабам военные карты на запалку, а день и ночь учит своих бойцов военной тактике и дисциплине. Но знайте, что один Шевченка без комиссара, як дитина без маты. Комиссар его первый помощник, первый советчик, первый друг.

Теперь ему аплодировали президиум и все делегаты, но голос Шевченко перекрыл шум:

— Нема мени за що хлопать руками. Як сам главком скаже, что Цимухинский отряд достоин того, тоди я выпью чарку, а до того пить не буду.

Раздался взрыв смеха, и послышались отдельные голоса:

— Врешь!

— Побей мене бог, що не брешу.

— Разве коммунист верит в бога? — повторил тот же задорный голос.

— Та якого черта?! То я по-старому кажу, як вси люди кажуть. Но, дорогие делегаты, як хочете знать, чому Шевченка так зменився, то скажу. Казав мени один товарищ: «Який поп, такий приход». Який командир — такий отряд. Над нами, командирами, не було старшего командира, не було главкома. И от до мене приихав такий чоловик. Здается мени, что вин з украинских казакив. Россказав про партию, про советскую власть, россказав, як надо командовать, дав мени комиссара, матроса Балтийского флота Виктора Ивановича Машкова. За такого комиссара низко кланяюсь партии! А той чоловик, шо до мене приихав, — Ла-зо!

Лазо в этот момент, отвернувшись в сторону, возбужденно говорил со своим адъютантом Поповым. Потом он обернулся и резко поднял руку. Людской гул стал смолкать.

— Внимание! — раздался его громкий возглас. — Только что мне доложили, что у Казанки партизаны ведут бой с американцами и канадцами. Решением президиума съезд временно прекращает свою работу, а вас мобилизует на борьбу с интервентами. Все делегаты в течение пяти минут разбиваются на четыре отряда. Командирами отрядов назначаю: Безуглова, Шевченко, Петрова-Тетерина и Глазкова. Кто приехал с пулеметами — поставить их на тачанки. Пулеметчиками командует Машков. Наблюдение за срочным формированием отрядов возлагаю на Попова. Командиров отрядов прошу остаться здесь!

Лазо развернул карту, быстро стал изучать местность. По рассказу Попова, услыхавшего перестрелку и умчавшегося в разведку в сторону Казанки, Лазо сделал вывод, что патрульные партизанского отряда, разморенные жарким днем, беззаботно отдыхали, и этим воспользовался противник, внезапно напавший на отряд. По замыслу Лазо, отряд Глазкова должен был приблизиться к Казанке и, приняв на себя огонь противника, начать его завлекать вглубь, а остальные отряды тем временем должны окружить интервентов и сомкнутым полукольцом начать их сжимать. Затем отряду Глазкова предстояло перейти в контратаку и замкнуть полностью кольцо.

Бой длился полтора часа. Противник увлекся преследованием отряда Глазкова и не заметил, что его окружают. Задуманный Лазо план полностью удался. Особенно отличился Безуглов. Степан несся впереди своего маленького отряда. Из-под конских копыт летели ошметки засохшей земли. Блестело лезвие казацкой шашки, а сам казак, согнувшись в дугу, рубал без пощады. Конь под Безугловым храпел, поводя налитыми кровью глазами. Американцы в ужасе падали на землю, прося пощады, другие притворялись мертвыми…