Джеффри Гартен - От шелка до кремния

Финансы — кровеносная система любой страны и всей мировой экономики. Ее здоровое состояние — залог развития и процветания государства, международной торговли, международного экономического роста, она сокращает число возможных мировых потрясений. Но лишь немногие финансовые системы способны работать в пустом пространстве; прозрачные границы связывают их между собой и ставят в зависимость от финансовых систем других стран. Они само определение глобализации.

Глобальная финансовая система позволяет миру наращивать темпы роста. Перемещая свободные средства туда, где эти деньги нужны, она позволяет сделать проще торговлю, строительство дорог, портов, мостов и основание новых компаний. Однако глобальная финансовая система неустойчива, так как проблемы в одной части мира мгновенно распространяются повсюду, как заразная болезнь. Майер Амшель Ротшильд был выдающимся основоположником расширения возможности мировых финансов, который знал, как преодолевать разрушительные последствия этого расширения [129] Скорее всего, автор имеет в виду не циклически повторяющиеся кризисы, а взаимную подстраховку внутри распространившейся по всему миру компании. Прим. науч. ред. .

Дом Ротшильдов помогал правительствам во всем. Он раздвигал границы их возможностей, увеличивал географию влияния, создавал международный рынок ценных бумаг, внося тем самым разнообразие в доступные варианты финансирования. Без Ротшильдов и им подобных Британская империя вряд ли смогла бы наращивать свое влияние, как во времена Роберта Клайва и его последователей: финансировать завоевания, увеличивать территории, строить сложные транспортную, портовую и торговую инфраструктуры. Ни одна современная финансовая организация не обладает той властью и влиянием, которые имели Майер и его сыновья. Всего лишь одна семья управляла всеми теми операциями, которые сегодня с трудом проводят Международный валютный фонд, Всемирный банк, Goldman Sachs и Citigroup вместе взятые .

Конечно, со времен расцвета дома Ротшильдов топография мировой финансовой системы претерпела значительные изменения. Сегодня нет семейных компаний мирового значения. Преобладают огромные публичные банки, компании, управляющие активами, частные инвестиционные фонды, хедж-фонды и страховые компании. Регулирующие их деятельность органы могущественны и вездесущи.

Однако кое-что остается неизменным. Мировая финансовая система — не для робких: она слишком сложна, слишком изменчива, слишком зависима от не поддающихся контролю политических событий, происходящих как внутри самих государств, так и между странами. Кроме того, на мировую финансовую систему сильное влияние оказывает доверие между поставщиками и потребителями денежных средств. Майер Амшель Ротшильд и его сыновья были воплощением надежности. Они заслужили доверие в том числе тем, что не прятались от ответственности. Банкиры отвечали за свои ошибки, и клиенты больше им доверяли. Ротшильды не могли спрятаться за государственные корпорации, которые сегодня ограждают высших руководителей от правовой ответственности за допущенные ими крупные ошибки. А как раз этому мы стали свидетелями во время мирового кризиса 2008–2009 годов, когда прокуроры не смогли привлечь к ответственности высшее финансовое руководство и доказать его виновность. К сожалению, в наши дни лишь немногие финансовые учреждения пользуются таким же доверием, как дом Ротшильдов, а ведь именно доверие является залогом здоровой мировой экономики.

Приведу еще несколько общих черт той эпохи и нашего времени: Ротшильд великолепно хранил секреты; сегодня, несмотря на законодательное регулирование финансовой сферы и давление инвесторов, крупная часть финансовой деятельности организаций умышленно остается скрытой от правительства и общественности. Ротшильд получал выгоду, используя свою осведомленность, чтобы оказывать влияние на правителей; в эту игру повсеместно играют ведущие финансовые организации.

Здоровая мировая финансовая система позволяет миллиардам людей стать средним классом; расти городам; строить необходимые миру дорожные сети, аэропорты, порты, развивать телекоммуникации, здравоохранение, образование и другие жизненно важные социальные сферы; собирать триллионы долларов на борьбу с климатическими изменениями. Центральная роль финансов и поиск новых способов финансирования и кредитования — нововведения, олицетворявшие дом Ротшильдов — остаются ключевыми для взаимосвязанной и растущей современной мировой экономики. И если нам нужен яркий образец успешных, просвещенных банкиров мирового уровня, то Майер Амшель Ротшильд будет первым в списке.

Зимой 1854 года Сайрус Филд, тридцатичетырехлетний магнат бумажной промышленности, недавно отошедший от дел, подыскивал себе новое занятие. Его брат инженер Мэтью познакомил его с молодым канадцем, тоже инженером, по имени Фредерик Ньютон Джисборн, который тщетно пытался найти денег, чтобы связать телеграфом Ньюфаундленд с Нью-Йорком. Филд не сразу понял, зачем ему, гиганту американского торгового капитала, тратить целое состояние на прокладку телеграфного кабеля к острову, известному в основном промыслом трески.

На встрече в шикарном особняке Филда в Грамерси-парке на Манхэттене Джисборн представил свои аргументы. Он объяснил, что корабли из Европы добираются до Ньюфаундленда значительно быстрее, чем до Нью-Йорка. А значит, если появится возможность передавать новости из порта Сент-Джонс на восточном побережье Ньюфаундленда через остров до Нью-Йорка, это сократит время доставки сообщений через Атлантику с двух недель до трех-четырех дней. Джисборн получил земельные права и финансирование от правительства Ньюфаундленда, но столкнулся с проблемами, пытаясь проложить кабель через непроходимый лес и суровый рельеф, и в итоге остался без денег.

Сайрус не мог взять в толк, отчего его брат и новый знакомый так взбудоражены. Он почти ничего не знал о Восточной Канаде, кроме того, что та до сих пор была под контролем Британии, и не видел никакой выгоды в трудной и дорогой прокладке кабеля ради экономии пары дней на доставку почты. Филд выпроводил Джисборна и пошел взглянуть на карту мира, чтобы найти на ней этот Ньюфаундленд. Ему бросилось в глаза, что остров действительно был гораздо ближе к Европе, чем Нью-Йорк. Тогда он задумался, возможно ли соединить телеграфом не только США с Ньюфаундлендом, но и Ньюфаундленд с Ирландией, проведя трансатлантическую связь, о которой Джисборн едва обмолвился. Трансатлантический кабель вполне мог сократить коммуникационный разрыв между Европой и Америкой от нескольких недель до нескольких секунд. А об этом уже стоило поразмыслить.