Мира Яковенко - Агнесса

Судьба Агнессы — красивейшей девушки в Майкопе — прежде всего история ее романтических увлечений, тайных свиданий, трех замужеств. Любовь всегда присутствует в ее жизни («я не могу без любви»), но главное — чувство к Мироше, Сергею Миронову, сделавшему крутую карьеру в НКВД, оставившему жестокий след в Казахстане и на Украине, в Западной Сибири и Монголии, арестованному на посту начальника Второго отдела Наркоминдела и расстрелянному в 1940 году. Красавец чекист с «прекрасными карими глазами, породистым лицом, белозубый, черноволосый, с ямочками на щеках», — Миронов настоящий герой-любовник. Благодаря искренности и прямоте, с которыми Агнесса рассказывает о своей жизни, мы видим, как сильно она любит его, но одновременно ни на минуту не забываем, что он, по его же собственному выражению, верный «сталинский пес», прямой виновник и организатор массовых репрессий. Но рассказчица не оправдывается и не пытается оправдать своего Мирошу, — она честно вспоминает эпизоды, которые разрушают миф о том, что «мы ничего не знали». Знали. Знали про голод, про людоедство, про повальные аресты, про пытки. Отсюда цинизм и разложение и Мироши, и Мирошиной среды. Описывая свою сладкую жизнь среди немыслимой роскоши, Агнесса не лицемерит, не притворяется, что испытывала угрызения совести, наоборот, признается, что жила «зажмурившись». Но спустя десятилетия, ей, испытавшей на себе прелести системы, созданной руками Миронова, важно понять, какова степень виновности человека, которого она никогда не переставала любить. И она старается убедить слушателя в том, что, «попав однажды в эту страшную машину, он уже не мог не крутить ее», что он лишь выполнял волю тех, кто стоял над ним, — Сталина, Ягоды, Ежова.

Рассказы Агнессы вызывают доверие еще и потому, что, пользуясь всеми благами системы, она себя с ней не идентифицирует. Ей наплевать на идеологию, советская власть для нее не родная (недаром Миронов называет жену «моя белогвардейка»). Этим, видимо, и объясняется ее поразительная откровенность. Но так уж устроена эта женщина: жизнь дает, и она берет. Берет охотно и с радостью. Она искренна в приятии мира таким, каков он есть, не скрывает удовольствия, которое получает от красивых вещей, от материальных ценностей. Красота и уют для нее органичны. Агнесса привносит их и в казенную обстановку госдач, и в кошмар лагерного барака. Свои наряды она описывает с таким наслаждением и с такими подробностями, что их невозможно не запомнить, как туалеты Скарлетт: и бледно-зеленое свадебное платье с золотыми пуговицами, и черное с шлейфом для приема в Кремле, и штопаную красную вязаную кофточку, и драную беличью шубку, с которой не расставалась в лагере.

Агнесса ничуть не смущается тем, что ее главное оружие в борьбе за выживание — откровенная, почти агрессивная женственность и женский инстинкт. Именно женственность позволяла ей не только выжить, но, что еще труднее, сохранить достоинство. Правда, последнее удавалось Агнессе не всегда. Но, когда она вспоминает о прошлом, у нее хватает смелости не лгать себе и другим, что во всех ситуациях вела себя безупречно.

И еще одно — выжить она старалась не за счет других. Даже попадая в обстоятельства, выбраться из которых чрезвычайно трудно, она полагалась прежде всего на себя, внушала себе, как внушала героиня Маргарет Митчелл, что ни за что не будет думать о плохом: «Я умею себя уговорить, убедить, отбросить ужасное, страшное, уйти в другой мир… Ведь главное — в любых обстоятельствах не потерять голову. Не может мне не повезти!»

Безусловно, в книге «Агнесса» — удивительная героиня. И для автора редкая удача встретить такую личность. Но и Агнессе повезло, потому что ее историю поведала Мира Яковенко.

Мира Мстиславовна Яковенко точно фиксирует момент, когда стала записывать рассказы людей, переживших ГУЛАГ. Это началось в середине 50-х. В эти годы она часами просиживала в Прокуратуре СССР, в Верховном суде, в Военном трибунале, добиваясь реабилитации репрессированных родственников, и слушала исповеди бывших лагерников, заговоривших после долгих лет молчания. Тогда казалось, что огромный пласт нашей реальной истории запечатлен лишь в их памяти и передается в устной форме, что архивы не откроются никогда, что важны все цифры и факты, даты и названия. А Мира Яковенко порой не могла даже делать записи в присутствии рассказчика, опасаясь, что это повлияет на степень его откровенности. Чаще всего она писала дома, по памяти. Поэтому сегодня она говорит, что ее записи не исторические, что у нее собрался только литературный архив о поступках, характерах и переживаниях людей, прошедших лагеря.

Она затрудняется определить жанр и этой своей книги. Конечно, это и не мемуары в чистом виде, и не литературная запись, и не роман. Тут всего понемногу. Но для нас важно сегодня только то, что перед нами замечательный текст, который возник в результате встречи двух ярких, талантливых женщин. Эта книга — их общее творение. Героиня рассказывает о событиях своей жизни, о людях, давным-давно «унесенных ветром», автор — о времени.

В основе этого текста — услышанная жизненная история и точно переданная сказовая интонация, которая помогла передать то, что не могут зафиксировать никакие документы, — характеры, чувства, ощущения, наконец, мифы ушедшей эпохи. Словом, все то, что воссоздает историю повседневности.

Е.Г.Евдокимов тогда был назначен представителем ВЧК на Юго-Востоке России (на Северном Кавказе). — Здесь и далее примечания автора.

В.А.Балицкий с 1933 г. был полномочным представителем ОГПУ на Украине.

Слухи о любовной пододплеке убийства Кирова, может быть, распространялись НКВД умышленно.

В моей записи — Елена. По другому источнику — Анна.

Миронов Л.Г.

Рубен Артемьевич Таиров — одно из имен крупного советского разведчика. До ареста был полпредом в Монголии.

Дальний Восток тогда: Япония, Китай, Тувинская Народная Республика и Монголия.

Ошибка: Айви Вальтеровна Литвинова никогда не носила бриллиантов, одевалась очень скромно.

Михаил Давыдович находился в Спасском полустационаре, куда «сбрасывали» уже «отработанных» заключенных — умирать. Но в 1953 г., после смерти Сталина режим ослаб, стали лучше кормить, и некоторые умирающие оживали.

Непригодных уже к работе заключенных «списывали» по акту и выпускали из лагерей.

Наши с Агнессой общие друзья.