Аркадий Панаев - Князь Александр Сергеевич Меншиков. 1853–1869

В мае месяце, пользуясь прибытием сапер, князь прокладывает новую дорогу, которая ведет от Инкерманского моста через реку Черную, по скатам южного берега бухты, совершенно прикрытая, на корабельную сторону. Эта дорога значительно сокращает сообщение северной стороны Севастополя с южной, обеспечивая движение по ней войск. Действительная польза этой дороги была не оценена: она не раз выручала нас во время обороны Севастополя.

Продолжаю перечень документов, свидетельствующих о деятельности и предвидении светлейшего:

Июня 15-го (№ 782), он совещается с атаманом Хомутовым о мероприятиях на случай высадки неприятеля. Июня 21-го (№ 806), предсказывает военному министру о высадке союзников, а 29-го числа того же месяца (№ 384), во всеподданнейшем донесении Императору, предусматривает место высадки и количество сил, в которых неприятель совершит ее, и заключает донесение следующими словами: «мы положим животы свои в отчаянной битве на защиту святой Руси и правого её дела; каждый из нас исполнит долг верного слуги Государю и истинного сына отечества; но битва эта будет одного против двух , чего, конечно, желательно избегнуть».

Июля 7-го (№ 903), светлейший пишет военному министру, что, в виду ожидаемой им высадки вблизи Евпатории, полезно позаботиться о возможности подвоза провианта к армии через Геническ. Июля 11-го (№ 399), доносит Государю, что, в виду спешной необходимости, он, светлейший, просит князя Горчакова прислать ему 16-ю дивизию, не испрашивая предварительного разрешения у его величества. Вместе с тем докладывает, что он советует главнокомандующему южной армией распустить слух, будто мы имеем намерение действовать против Варны, затем, чтобы этим слухом задержать сосредоточенные там неприятельские войска. Заключая свое донесение изложением крайней необходимости в этой дивизии, князь говорит… «в этой дивизии (в южной армии), может быть, нет такой там необходимости, как здесь, в Севастополе, на который неприятель смотрит , конечно, как на венец всех своих достижений . Июля 13-го (№ 957), уведомляет Реада о намерении союзников действовать в Крыму. Июля 14-го (№ 401), просит перевезти на подводах передовые войска 16-й дивизии. Июля 20-го (№ 405), пишет Государю, что неприятель, как он думает, ранее месяца не соберется еще в тех силах, в каких намерен сделать десант. Июля 21-го (№ 996), пишет начальнику 16-й дивизии генералу Квицинскому, чтобы он спешил с дивизиею сколь возможно. Июля 28-го (№ 407), уведомляет Императора о средствах, принятых для ускорения марша войск. Августа 5-го (№ 1069), отдает бригадному командиру Щелканову приказание следовать с 1-й его бригадой на Алму; того же числа (№ 1070), предписывает Квицинскому пододвинуть 2-ю бригаду. Августа 17-го, князь, в ожидании высадки неприятеля, к бригаде Щелканова на Альме присоединяет бригаду 17-й дивизии.

Из содержания всех этих донесений и распоряжений, с января по сентябрь 1854 года, очевидно, что князь не только ожидал высадки, но даже определял время, место и размеры сил, в которых она будет совершена в Крыму. Можно ли обвинять князя Александра Сергеевича в беспечности его отношений к этому важному вопросу? Он оборонял Севастополь крупицами из-под ног инженерного департамента; собирал разбросанные, никому не нужные обрывки войск. Серьезный взгляд князя на покушение союзников на Севастополь приписывали малодушному желанию светлейшего придать случайному своему посту большее значение.

Если некоторые писатели обвиняли князя Меншикова в том, что он до высадки неприятеля подготовлял оборону Севастополя единственно в ожидании какого нибудь незначительного отряда, выброшенного неприятелем вблизи города, то они не так его поняли. Он застал Севастополь совершенно открытым к доступу неприятеля со стороны суши — и в такой мере, что если бы турки (не говорю уже о их союзниках) предприняли какую нибудь ночную экспедицию, то и они могли бы овладеть не только некоторыми укреплениями с тыла, но даже и самым городом, при том отсутствии войск, при котором находился Севастополь во всю зиму с 1853 на 1854 год. Считая таковое событие вполне возможным, князь, за неимением больших средств, пользовался средствами наличными, едва достаточными против тех мелких покушений, в исходе 1853 года, которых можно было ожидать только со стороны турок, в отплату нам за Синоп. По этому-то князь, обозревая береговые батареи, как например, Константиновский форт, в виду необеспеченной его горжи, говорил Корнилову, что и горсть турок, выброшенная позади этого форта на берег, может без труда овладеть горжею, да так, что покуда мы опомнимся, неприятели успеют заклепать все орудия и даже взорвать самый форт. Точно в таком же положении был и 10-й № батареи, по своей уединенности, и должен был опасаться нечаянного нападения.

Светлейший приехал из Николаева единственно затем, чтобы попристальнее взглянуть на существовавшие в то время береговые укрепления и сделать свои о них заключения. Между прочими их недостатками он заметил, что симметрически прорезанные амбразуры лишали возможности направлять огонь некоторых орудий куда следует. Поэтому он приказал эти недостатки немедленно исправить, форты же усилить вооружением их верков. Усматривая при этом, что при их постройке не имелось в виду нападений на них с тыла, сделал распоряжения о защите горж во всех тех местах, где угрожала возможность овладеть фортами с берега. Этим князь начал распоряжения свои по укреплению Севастополя.

Князь прибыл из Николаева, так сказать, налегке, с одним саквояжем; увидел беспечность, в которой пребывало инженерное ведомство, и не решился оставить Севастополя.

В Николаеве у светлейшего был приспособленный рабочий кабинет, ожидавший его в надлежащем порядке, снабженный всем необходимым для обычных его занятий. Впоследствии я узнал, что повсюду, где князь, время от времени, имел местопребывание, там ожидал его кабинет со всеми принадлежностями для письма и научных справок. Иметь кабинет в порядке было для светлейшего существенною потребностью, — в Севастополе у него такового еще не было. Никому не доверяя перевозки своего кабинета, князь, пребывая в Севастополе, всё надеялся улучить досужее время и, по собственному его выражению, «скатать в Николаев»… Досужего времени не оказывалось и поездку свою он откладывал со дня на день. Наконец, потеряв всякую надежду отлучиться, светлейший, 20-го февраля 1854 г., послал в Николаев меня, со своим человеком, для перевозки в Севастополь его кабинета и оставленных вещей. Передал мне ключи, рассказав подробно каким последовательным порядком забирать бумаги, книги и проч. так толково и ясно, что в Николаеве я мог распорядиться, будто кабинет князя давно был мне знаком. Я не мог достаточно надивиться и памяти и аккуратности князя.