Владимир Буньков - Дневник научного работника

В 16 час я вернулся домой, забрав все результаты. День был по-летнему солнечный, буйная зелень вокруг благоухала, особенно одуванчики. Я подумал: многие мои друзья (например, Головач и Семёнов) сейчас копаются на своих участках земли, сажая овощи.

Я решил писать отчёт, оставив нерешённым главный вопрос, откуда такой большой момент инерции. Звоню Гене, но он сегодня в Москве, берёт интервью у своих героев, - пишет книгу о лётчиках-испытателях.

17 мая 1992 года, воскресенье.

Сломался нижний холодильник «ЗИЛ-1958г». Он уже осенью ломался, и я его тогда починил, но моего ремонта хватило лишь на 8 мес. Снова подгорело пусковое реле ДХР-3. В тот раз я заменил сгоревший серебряный контакт медным, но он прогорел насквозь. Сейчас я вспомнил, что у меня есть серебряный провод, который я купил на Тушинском рынке 19 апреля. Я снова, как и в сентябре сделал медную лапку на обгоревшую пружину, а на лапку намотал серебряную жилу 0.72 мм, - думаю, теперь хватит на много лет. Закончил в 12 час.

В 10 час мы с Амирьянцем наконец созвонились. В пятницу вечером Вера Нейланд звонила не только в трубу Т-128 Парышеву, но и домой Амирьянцу. Она намеревалась сделать очередные продувки в ночь с пятницы на субботу, но Амирьянц категорически запретил это делать, ссылаясь на мой расчёт. Они договорились определиться к полудню понедельника, - дальше ждать нельзя, т.к. подходит срок выполнения американского заказа.

В 13 30перед очередной серией «Богатые тоже плачут» я ещё раз созвонился с Геной. Мы стали гадать, где может быть дополнительный момент инерции и по его догадке предположили, что кроме модели вращается вся огромная система тензовесов. В понедельник в 8 час решили разобраться с этим по чертежам, которые возьмём в Т-128.

18 мая 1992, понедельник.

Сегодня до обеда предстояло окончательно выяснить флаттерные характеристики малой модели Боинг, и дать ответ Вере Михайловне. Мы с Геной ещё вчера договорились, что будем действовать по трём направлениям: я пойду в НИО-16 разбираться с устройством тензовесов: откуда там огромный момент инерции. Ефименко ещё раз измерит крутильную жёсткость весов, а Карклэ с Парышевым с помощью частотников возьмут 20-килограммовый вибратор вместо своего 5-ти, и попробуют определить резонанс на больших амплитудах.

В 9 час я познакомился с конструкторами НИО-16: Дядченко Ген. Еф. и Михайловым Н. К. Они нашли для меня все чертежи тензовесов и -механизма. Михайлов уверял, что упругость сосредоточена только в тензоэлементах, а дальше от -механизма до стенок трубы, где всё это крепится, жёсткость очень большая. А что касается момента инерции, то оказалось, что там нет ничего лишнего, и непонятно, откуда всё-таки возникает добавок.

Михайлов очень любит поговорить. Мне уже всё понятно и уже время 10 15, а я ещё не начинал расчёт жёсткости тензовесов по чертежам. А в 11 час мне надо делать доклад у Микеладзе для общества авиастроителей. Наконец, я остановил Михайлова и попросил дать мне возможность спокойно провести расчёт. Михайлов ушёл, а Дядченко остался и пытался опять втянуть меня в разговор, но всё-таки к 10 40я успел закончить расчёт крутильной жёсткости тензовесов Свращ. Я не мог поверить своим глазам: вместо С=100 тм/рад, как померил на прошлой неделе Ефименко, у меня получилось С=800! Тогда по пути к Микеладзе я зашёл к Амирьянцу (который, кстати, тоже должен был идти со мной), и в его кабинете в присутствии Егорова я ещё раз рассчитал Свращ, но уже по другому способу и под контролем Егорова.

Опять 800. Всё ясно: тензо-элементы имеют настолько простую конструкцию, что сомневаться в этой цифре не приходится. Вывод напрашивается такой: опора тензовесов намного слабее их самих. Эта опора «дышит», а её масса добавляется к массе модели. Теперь стало понятно уменьшение частоты кручения (вращения) вдвое против расчётной. Понятной стала и причина трения с декрементом =1.5.

Довольные разгадкой, мы с Геной точно в 11 час явились в кабинет Микеладзе, где уже собрались 8 членов общества авиастроителей (утверждённого 2 года назад). Я попросил Виталия Георгиевича ввести в курс дела, - он говорил 10 мин. Потом я говорил 15 мин. Я не зря взял с собой содокладчиком Амирьянца. Догадываясь, что флаттер для них слишком узкая и непонятная тема, я перевёл упор на статическую аэроупругость: влияние упругости крыла на подъёмную силу. Вскоре весь интерес слушателей переключился на Амирьянца, и беседа затянулась до 12 30. После этого Гена пошёл на обед домой, а я не могу без шахматного клуба, где я отдыхаю душой, - и пошёл туда. Там уже сражались Венедиктов, Крапивко, Чудаев и мой любимец Фаянцев, - он сегодня обыграл всех.

Сдвинув обед на час позже, я попал в трубу Т-128 только в 14 20. Там уже все собрались: Амирьянц, Стрелков, Парышев, Карклэ, Ефименко. От частотников был только Паша Алексеев, от рабочих Костя Сытов. 20-килограммовый силовозбудитель был воздвигнут на большом треножнике и двое Костей (Стрелков и Сытов) пытались приладить к модели толкатель от силовозбудителя.

Модель гладкая, прицепиться можно, только сняв один из потайных болтов. Болт сняли, хотели привинтить уголок, и понадобился болт длиннее. К сожалению, резьба оказалась дюймовой, и только Стрелков нашёл выход из положения: он подошёл к французской аппаратуре, открыл кожух и отвинтил оттуда подходящий болт, не влияющий на работу. Вообще Стрелков в этот день дважды проявил изобретательность и находчивость. Уже вечером в 17 час, когда после полуторачасовых виброиспытаний Карклэ так и не обнаружил крутильного резонанса, Стрелков принёс нечто вроде бревна и стал им стучать по модели, и тогда аппаратура обнаружила собственные колебания с частотой 7 гц. Бревном Косте служила какая-то толстая ржавая труба, а чтобы не повредить драгоценную американскую модель, Кирсанов (пришедшиё на смену Сытову), держал в качестве прокладки доску.

Только к 18 час всё было закончено. Начальник трубы Вера Нейланд неоднократно приходила в трубу. Она то возмущалась, то умоляла скорее освободить трубу, чтобы продолжить испытания, срок которых кончается через два дня. Сначала ей обещали всё закончить к 15 час, но после совещания, на котором Стрелков описал ей все неприятности из-за флаттера, решили отложить пуск до 17 15.

Последний раз Вера пришла в 17 час, и совсем перепугалась, узнав, что виброиспытания ещё не начинали. Вот сколько часов продолжалась эта возня с дюймовыми болтами. Наконец, получив 7 гц, все мы успокоились и поднялись наверх в кабинет к Вере Михайловне, где торжественно подписали разрешение дуть в трубе до напора 8000 кг/м 2. Так что там стоят подписи: Карклэ, моя, Амирьянца и Парышева. Стрелков великодушно отказался от подписи, пошутив, что подписей двух докторов наук вполне достаточно. Зато он тут же развалился в кресле и стал проводить беседу для Веры о важности проблемы флаттера. Он внушал ей, что система (модель) до продувки может иметь одни флаттерные свойства, а после – другие: «…что-нибудь разболтается в механизме, появятся люфты, и всё!»