Николай Молчанов - Огюст Бланки

Итак, речь шла о том, что незадолго до суда Бланки, находившийся тогда в тюрьме, подробно рассказал министру внутренних дел Луи-Филиппа Дюшателю всю историю восстания 12 мая 1839 года, со всеми деталями. Это не донос, ибо основные его участники были либо уже осуждены, как Барбес, либо сидели в тюрьме в ожидании суда, как Бланки. Но это, во всяком случае, необычайная и странная, хотя и запоздалая, выдача врагу сведений о революционных заговорщиках, часть которых еще оставалась на свободе. Бросались в глаза много несуразностей. Если это письменные показания, то почему они не подписаны? С какой целью все это было сообщено властям, если судьба автора, а им, как явствовало из документа, мог быть только Бланки, уже была, в сущности, решена? Поскольку почти все, что содержалось в «признании», и без того уже было известно полиции, зачем ей потребовались эти новые показания, которые и не были использованы на суде над второй группой бланкистов во главе с самим Бланки? Когда был вообще написан этот документ и почему он был опубликован именно 31 марта 1848 года?

Все это производило отвратительное впечатление какой-то липкой паутины, намеков, двусмысленности, грязной инсинуации, подозрительной затеи, где ясно было только одно: чье-то стремление очернить Бланки с его репутацией героического революционера, разоблачив его как подлого предателя своих товарищей. Ясно было также, что Ташеро не сам лично был заинтересован в этой публикации, а кто-то другой, стоящий за его спиной.

Первое впечатление всех, кто хотя бы что-то знал о событиях 12 мая 1839 года, о последующей жизни Бланки, о его деятельности после февральской революции, выражалось в недоумении, замешательстве, растерянности.

Что же касается самого Бланки, то можно только догадываться о потрясении, которое он испытал; потрясении более сильном, чем все его неудачи, все его тяжкие испытания...

На другой день «Газет де трибуно» и «Журналь де деба» перепечатывают текст «документа Ташеро». Сразу же, 1 апреля, Бланки направляет в обе редакции следующее письмо, которое они затем публикуют:

«Господин редактор.

Вы поместили сегодня документ, который Вы перепечатали, по Вашим словам, из «Ревю ретроспектив». В этом документе на меня указано с такой ясностью, как если бы в нем было напечатано мое имя.

Этот документ был сфабрикован моими недостойными врагами, которые скрываются, но которых я разоблачу.

Я прошу Вас напечатать настоящее письмо в ожидании того ответа, который я дам, на направленное на меня неслыханное нападение.

Л.-О. Бланки».

Итак, Бланки сам признал то, что понял уже весь Париж. Но совершенно неожиданное событие оставалось тяжелой, мучительной загадкой. Все знали непримиримо враждебные отношения между Бланки и полицией, между Бланки и его судьями. Жгучая ненависть и холодное презрение, гордость своей ролью и судьбой революционера, отсутствие малейших признаков страха — вот что отличало его поведение на всех судебных процессах, в тюрьмах, куда он был заточен. Представить себе, что этот человек одновременно мог оказаться предателем, доносчиком, было немыслимо для всех, кто верил, знал, любил, кто восхищался Бланки и готов был следовать за ним всегда и всюду.

Вот почему в тот же день у дверей Консерватории, где происходили заседания Центрального республиканского общества, люди начали собираться задолго до начала заседания. Наконец явился и он сам, старый, испытанный борец, известный заговорщик, человек, уже превратившийся в легенду, которую осмеливаются переделывать в дикий, чудовищный фарс! Все ждали, что, как только появится Бланки, он с его неумолимо четкой логикой, ясностью мысли, пылом убежденности и честности не оставит камня на камне в лживом построении «документа Ташеро». Сердца друзей Бланки бились и замирали, они страдали за него, почувствовав в этот критический момент, как много он значил для них. Бланки заговорил.

Он спокойно, холодно сообщил, что публикация в «Ревю ретроспектив» является гнусной клеветой, что документ даже не имеет подписи. Он ответит на эту ложь и заклеймит ее, но ему необходимо время для изучения документов, чтобы сделать разоблачения, которые коснутся репутации некоторых членов правительства. Он объявил, что временно сложит с себя обязанности президента и не появится в клубе до тех пор, пока не добьется своей полной реабилитации. И все. Потом он уступил председательское кресло заместителю и сел в глубине зала. Больше он не сказал ничего.

Он не появлялся в клубе почти полмесяца. Бланки продолжал жить у Флотта на свои жалкие 50 франков в месяц. Эти деньги, вероятно, ему давали сестры. У него уже не было никаких отношений со старшим братом Адольфом. Он один, но все же выходит, чтобы встречаться с бывшими членами обществ «Семей» и «Времен года». Он собирает их подписи под каким-то документом. Бланки встречается с Ташеро, но эта встреча не дает никаких результатов. За это время он отправил два письма в газеты, касающиеся странных пустяков по сравнению с объяснением, которое нетерпеливо ждут его друзья, появления которого опасаются его враги. В одном письме он отрицал, что префект Коссидьер предлагал ему заграничный паспорт, в другом указывал, что Ламартин и Лед-рю-Роллен до публикации «документа Ташеро» предлагали ему встречи. Все это странно и непонятно. Многие думали: не лучше ли было поскорее объясниться, чтобы прекратить состояние замешательства, воцарившееся среди революционеров? Непонятная затяжка вызывает слухи, подозрения. Алэн Деко объясняет ее так: «Истина состоит, несомненно, в том, что Бланки не учитывал фактор времени. Сказался рефлекс, приобретенный в течение долгих лет. Время заключенного измеряется не так, как у свободного человека. Оно существует для него только ради намеченной цели. Но цели нет в жизни заключенного. Бланки потребовалось время для ответа. Но он не имел его».

Действительно, те, кто сомневался, кто искал ответа на вопросы, естественно, шли к Барбесу. А он, бывший соратник Бланки, превратился в его главного, смертельного врага! Отношения этих двух людей уже давно были отравлены завистливой ревностью Барбеса. Человек яркий, талантливый, но сумбурный и беспринципный, давно уже возмущался тем, что Бланки, этот невзрачный коротышка, почему-то пользуется большими влиянием, авторитетом, славой, чем он, Барбес. А славу он любил больше всего и ради нее ринулся в авантюру революционных дел, оставив удобную и приятную жизнь богатого человека! Но этот нищий, жалкий человечек, оказывается, был более привлекательным для глупой толпы, чем он, красавец, умеющий пышно говорить, которого уважают сильные мира сего, Ламартин, Ледрю-Роллен. Они советуются с ним и просят его помощи. Неизвестно, узнал ли от них Барбес о «документе Ташеро» еще до его публикации. Ведь в Ратуше документ появился еще 22 марта, и именно там решили пустить его в ход. Нет точных дапных, что Барбес замешан в этот заговор против Бланки. Но такая возможность не исключена.