Николай Молчанов - Огюст Бланки

Иное дело — непосредственное восприятие изменений, которые Бланки видит теперь воочию. Город выглядит роскошнее, богаче, но он утратил дух фрондерства, оппозиции, которым прежде дышали сами мостовые Парижа. Нет призывных политических афиш. Ничто не напоминает о манифестациях студентов или рабочих, тем более о баррикадах времен Луп-Фплпппа. Зато бросается в глаза всеобщая тяга к развлечениям. Тон задают сами власти. Париж теперь развлекается не политическими демонстрациями, а балами и карнавалами. Сам император появляется на них в костюме венецианского дожа, а императрица — в облике богини Дианы или Марии-Антуанетты. Чувствуется, что в Париже много внезапно разбогатевших людей. Гораздо в большей степени, чем при Гизо, осуществляется его призыв: обогащайтесь!

Конечно, это относится не ко всем. Жизненный уровень рабочих, несмотря на экономический и промышленный подъем, остается таким же, как двадцать лег назад. Но зато почти исчезла безработица. Работы даже слишком много, ибо рабочий день нисколько не уменьшился. Чтобы жить, надо тяжело трудиться. Нельзя было не заметить, что в Париже стали больше пить. Число винных лавок и пивных в городе дошло до 25 тысяч!

«Империя, — писал Эмиль Золя, — намеревалась превратить Париж в европейский притон. Горсточке авантюристов, укравших трон, нужно было царствование, полное авантюр, темных дел, продажных убеждений и продажных женщин, всеобщего дикого пьянства. И в городе, где еще не высохла кровь декабрьского переворота, росла, пока еще робкая, жажда безумных наслаждений, которая должна была превратить родину в палату для буйных помешанных — достойное место для прогнивших и обесчещенных наций».

Не чувствуется никакой политической оппозиции. Ведь все левые республиканцы сошли со сцены или живут в эмиграции. Вернувшись в Париж, Бланки впервые вынужден был признать: «Еще существуют отдельные изолированные революционеры. Но нет и следов революционной партии». Да и как может заявить о себе оппозиция? Печать находится под жестким контролем. Вообще заметно гораздо больше полицейских в мундирах. Кроме того, Бланки быстро понял, что за ним повсюду, как тень, ходит переодетый в гражданское платье агент.

Бланки пишет доктору Лакамбру: «Париж меня удручает! Какая апатия, какой упадок, какие изменения! Я с моими идеями революции, такими же жгучими, как некогда, похож на пришельца из другого мира, на призрак прошедших времен. Я провел здесь несколько дней, полных боли и гнева. Но я не потерял из-за этого надежды. Надо гальванизировать эти трупы, если они не хотят идти живыми».

Не потребовалось много времени, чтобы убедиться в бесплодности этого замысла. Несколько встреч и бесед с некоторыми из старых друзей заставили Бланки быстро попять, что ему не на кого опереться в Париже, чтобы вновь разжечь революционное пламя. Может быть, стоит выждать более благоприятного времени, потерпеть, пока сами события создадут революционную обстановку? Но Бланки убежден, что революции не происходят сами по себе. Их готовят и организуют люди. Неутомимая жажда революционного действия заставляет его вспомнить об эмигрантах, хотя он считает, что готовить революцию надо здесь, в Париже. Бланки едет в Брюссель к бывшему военному врачу Луи Ватто. За подготовку заговора против империи он был осужден на три года тюрьмы и сидел вместе с Бланки в Бель-Иль. В Бельгии он стал издавать еженедельный революционный журнал «Бьен-этр сосиаль» («Общественное благосостояние»). Бланки возлагал на него особые надежды, ибо Ватто, бывший сторонник Ледрю-Роллена, совершил весьма демонстративный поворот к бланкизму. Сначала он опубликовал серию статей в защиту Бланки в своем журнале, а потом выпустил брошюру «Бланки перед историческими свидетельствами». Поводом для этого послужили критические замечания

Луи Блана, высказанные в книге, вышедшей годом ранее. Луи Блан вспоминал там о «документе Ташеро». Кроме того, Ламартин выпустил в свет свою «Историю революции 1848», где давал искаженную версию своих переговоров с Бланки 15 апреля 1848 года.

В Брюсселе Бланки поселился в доме у Ватто и почти не выходил никуда. Видимо, это добровольное заточение служило проявлением еще сохранившегося у Бланки рефлекса, приобретенного в тюрьме. Однако такое затворничество имело и другое основание: Бланки решил по-настоящему, серьезно участвовать в работе по выпуску журнала. Он должен служить пропагандистом е! о идей н первым этапом к созданию партии. О своих надеждах в этом направлении Бланки писал Лакамбру. Поэтому он не жалеет времени на редактирование и на разные хлопоты, связанные с выпуском журнала. Очень быстро он понимает, что «Бьеи-этр сосиаль» имеет одно крайне слабое место — незначительный тираж. Бланки принимается за вербовку подписчиков в нескольких странах Европы, он обращается прежде всего к своим политическим сторонникам. Кроме того, журнал был убыточным изданием. Его годовой дефицит составлял две тысячи франков. Необходимо их найти. Очевидно, с этой целью он совершает поездку в Лондон, где успеха не добивается. Вернувшись в Брюссель, Бланки снова принимается за работу по выпуску журнала, но вскоре оставляет ее. Какой толк от этого издания, если его прочитают несколько сот человек, при этом живущих не во Франции? Дело подготовки революции от этого не подвинется ни на один шаг. Такого рода жизнь не по нраву Бланки, ибо он прежде всего человек действия. Он благодарит Ватто за поддержку и возвращается в Париж.

Бланки затевает отчаянное и совершенно безнадежное предприятие, по мнению эмигрантов. Собрав некого- -рую сумму денег, он решает издавать и распространять подпольный революционный журнал в самом Париже, под носом у императорской полиции. Журнал будет выходить в форме брошюр небольшого формата, чтобы их легко можно было положить в карман. Начинается лихорадочная работа по приобретению типографского оборудования, шрифта, печатного станка и многого другого. Бланки находит друга, у которого все это можно разместить. Ему помогает сестра, мадам Антуан. Он и живет частично у нее, частично в снятой им комнате па улице Фигье-Сен-Поль. Активную помощь ему оказывают также мадам Фремо и ее муж, занимающийся литографией, наборщик Каммет н еще два человека. Из этих людей, собственно, и состоит вся новая организация Бланки.

Но полиция, которая следит за каждым шагом Бланки, быстро догадывается о том, что он занят какой-то лихорадочной деятельностью. Наблюдением за Бланки руководит сам начальник тайной полиции Клод. Чем занят Бланки, неизвестно, но полицейские рассчитывают, что арест и обыск дадут достаточный материал для обвинения. Начинается настоящая охога на Бланки. Однажды полицейские явились на квартиру к сестре Бланки как раз в то время, когда он там был. Но сестра быстро ведет его наверх к своей приятельнице, которая прячет его в перинах и подушках кровати. Бланки едва не задохнулся. При обыске нашли только список адресов людей, которым предполагалось рассылать журнал. Бланки не удалось напечатать хотя бы один номер. Он лишь изготовил своими руками 8700 экземпляров обложек для будущего издания. 10 марта 1861 года Бланки и пятеро его помощников были арестованы и заключены в тюрьму Мазас.