Федор Кедров - Советсткие ученые. Очерки и воспоминания

Мы говорили: «Может быть, и можно допустить 5–6 «чужих атомов» на миллион «своих». А у меня сразу же возникали такие мысли, грустные по тем временам: «Как это среди миллиона «своих» хотя бы только найти 5–6 «чужих»? Да ведь требуется не только найти, но поймать и удалить. Какими методами мы их оттуда извлечем?»

… Как–то перед этим в Москве искали преступника, который совершил несколько преступлений. Все было брошено на его поиски. Я подумал: «В Москве не могут разыскать человека, так сказать, крупный объект, а здесь — 5–6 невидимых атомов, которые надо найти среди миллиона других и как–то изгнать. Как это сделать?»

Я сидел, смотрел на Курчатова, и мне казалось, что я становлюсь участником какой–то фантастической истории. Курчатов, наверное, догадался об этом, потому что повторил:

— Да, да, 5–6 атомов. Их надо уметь найти, как–то «зацепить», вытащить и выбросить. Они нам не нужны, они испортят все дело.

Потом он начал говорить, как важно предохранять графит от попадания влаги.

— Вот эти бруски графита ведь надо чем–то покрыть. Но как их покрывать? Давайте думать, кто бы мог этим заняться.

Словом, возникало огромное количество вопросов, которыми мне раньше совершенно не приходилось заниматься. Некоторые из них казались такими сложными, что сразу даже и не виделись пути их решения, неясно было, с какого же конца к ним подходить. Было много гордиевых узлов, а одной решительности Александра Македонского, разрубившего сложный узел, было мало. Надо было не рубить узлы, а распутывать и развязывать.

Мне казалось, что Курчатов был неиссякаем в постановке требующих решения задач. После графита он перешел к тяжелой воде. Если промышленное производство графитовых изделий у нас в стране уже существовало, то с тяжелой водой дело обстояло много сложнее.

— Вопрос о тяжелой воде я предлагаю рассмотреть на научно–техническом совете, — сказал Курчатов. — Здесь все надо будет начинать с нуля. Мне думается, следует разрабатывать параллельно несколько методов. Я немного занимался этим. Имеются предложения поставить исследования по опробованию, по крайней мере, четырех различных технологических схем. Необходимо быстро начать производство тяжелой воды, она будет нужна буквально уже завтра. А нерешенных вопросов очень много, начиная с самих методов определения дейтерия в воде, а без этого нельзя начинать даже экспериментальной работы.

Нам необходимы уже сейчас приборы для определения изотопного состава. На эту тему мы уже разговаривали с Завенягиным. Будем пытаться закупить их за границей, если они там вообще изготовляются в сколь–нибудь значительном количестве. Эти приборы нам нужны при работах и с ураном, и с тяжелой водой. В Радиевом институте один энтузиаст пытался сконструировать такой прибор. Надо будет проверить, как у него обстоят дела. Вероятно, нам придется все–таки самим разрабатывать конструкции таких приборов.

По мере изложения Курчатовым длинного перечня первоочередных работ передо мной раскрывалась картина того, что предстояло совершить.

Стояла задача–создать промышленность, какой еще не было. Предстояло распахать целину в науке и технике, организовать многочисленные промышленные производства, опираясь на только что завершенные, а иногда даже и на незаконченные научные исследования и научные теории, только что возникающие.

И для науки и для промышленности эта область была новой, и, как при цепной реакции, каждый вопрос вызывал серию новых.

В Комитете стандартов нам часто приходилось заниматься сложными вопросами производства и особенно контроля качества выпускаемой продукции. Стандарт в нашей стране — это тонкий инструмент для подъема уровня промышленного производства.

Но там, как бы это ни было трудно, все было значительно проще. Речь шла о чем–то уже известном. Был опыт десятилетий, были кадры специалистов, была техника. Здесь же все надо было создавать заново. Создавать новые производства, разрабатывать новые технологические процессы, новые конструкции приборов, действующих на новых принципах. Вот тут–то мне и пригодится опыт работы в Комитете стандартов. И я стал обдумывать, кого из работников институтов и промышленности можно было привлечь для решения поставленных Курчатовым задач. Перечень проблем, поставленных Курчатовым, стал приобретать конкретные формы плана первоочередных работ.

Когда атомные исследования получили значительное развитие и в работу вовлекли десятки институтов и тысячи людей в Москве и в других городах, на циклотроне Радиевого института в Ленинграде было получено небольшое количество плутония. Коллектив ученых института работал над технологией выделения этого плутония, и мы готовились к тому, чтобы начать исследования его свойств. Игорь Васильевич пригласил меня к себе и сказал, что скоро сможет дать небольшое количество плутония, это будет шарик диаметром в полмиллиметра — металлурги такой шарик из металла называют «корольком». Курчатов сказал, что надо будет поставить работу по изучению свойств плутония.

Как известно, в природе плутония нет—-при образовании планеты он был, но весь распался. Никто из нас не знал о плутонии почти ничего. Было неизвестно, как он выглядит, при какой температуре плавится, хрупок он или пластичен, ни физических, ни химических свойств мы не знали. О свойствах плутония мы судили, только пользуясь таблицей Менделеева: зная, в какой группе плутоний находится, могли предполагать, какими он должен обладать свойствами.

Курчатов не преминул добавить:

— На первых порах мы не сможем дать вам, металлургам, даже десятка граммов. Придется обходиться только теми крупицами, что получим на циклотроне. Вот когда котлы начнут действовать, тогда дадим килограммы. Готовьтесь к постановке исследований новыми методами.

Надо привлечь кого–то, кто имеет опыт работы с малыми количествами вещества. Мне кажется, лучше всего пригласить тех, кто работал с платиной, — у них есть такой опыт. Я бы рекомендовал вызвать Черняева и посоветоваться. Может, поговорите с ним?

Академик Илья Ильич Черняев, крупнейший наш специалист в области платиновой группы металлов, ныне покойный, был тогда директором Института общей и неорганической химии Академии наук СССР. Когда Черняев пришел к нам, я сказал ему, что следует подготовиться к постановке исследовательских работ по плутонию. Прежде всего нам необходимо знать все его физические свойства: температуру плавления, временное сопротивление, поперечное сжатие, ударную вязкость и все другие характеристики, обычно определяемые для всех металлов и сплавов. По мере того как я говорил, лицо Черняева мрачнело. Он мне ничего не ответил и попросил перенести разговор на завтра.