Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все

Такие дела.

Сицилия, впрочем, — это ещё не вся Италия. На состоявшихся в апреле 1948 года первых постфашистских выборах в национальный парламент демохристиане получили 48% голосов. Блок коммунистов и социалистов — 30%. С точки зрения американцев, — катастрофический результат для одной из ключевых стран зоны их влияния.

Госсекретарь США Джон Фостер Даллес — родной брат другого Даллеса, того самого, с пресловутым (полу) мифическим планом имени себя — требует объявить итальянскую Компартию вне закона. К чести итальянцев, — все без исключения парламентские силы твёрдо и единогласно высказались против его идеи. Это несколько разрядило обстановку, и к началу 50-х годов накал противостояния с левыми стихает.

Но тут возникает новая проблема: напуганная предыдущими событиями часть католического клира во главе с самим папой Пием XII выступает за создание правоцентристской антикоммунистической коалиции, которая объединила бы христианских демократов и MSI, то есть — фашистов. Это ставит премьер-министра Де Гаспери в сложное положение. С одной стороны, — он примерный католик. С другой же, — его личные антифашистские взгляды сомнению не подлежат.

— Ох, нелёгкая это работа — вразумлять церковников! — говорит шефу его протеже и любимчик Андреотти. — Я могу это сделать.

— Но как, Джулио? — восклицает Де Гаспери.

— Элементарно, синьор премьер-министр. Вот вы же, как и я, церковь исправно и каждый день посещаете. А зачем вы туда ходите?

— Ну… чтобы говорить с Богом.

— А я — чтобы говорить со священниками. Бог не голосует.

Близкие контакты третьей степени с Ватиканом позволили Андреотти предотвратить создание альянса с фашистами, укрепить свои позиции среди демохристиан, а равно и обрести преданных избирателей в лице отцов церкви. Читай: их верной паствы. Что чрезвычайно пригодится ему в дальнейшем. Но это будет потом.

В те же времена — к христианским демократам приходит понимание, что в одиночку их центристской гегемонии не выстоять. Рано или поздно её обрушат либо слева, либо справа. Начинаются первые попытки поиска компромисса с социалистами. Тем более что в 1953 году умирает Сталин, Хрущёв делает доклад о разоблачении культа личности, и образ доброй советской сказки начинает тускнеть, становясь вовсе уж мрачным в 1956 году, после советского вторжения в Венгрию.

— Нет, на такое мы не подписывались! Дальше вы уж как-нибудь без нас, с этими своими русскими, — говорят коммунистам социалисты.

Впрочем, с точки зрения американцев, ничего хорошего в расколе левого лагеря не было. С одной стороны, радикальная часть коммунистов ещё более радикализировалась. С другой же, — социалисты оказались близки к тому, чтобы войти в правительство. Что, в свою очередь, вело к детской болезни левизны всей итальянской политики. И хотя пациент пока был скорее здоров, чем болен, о лекарстве не мешало позаботиться заранее.

В 1953 году главой итальянского отделения ЦРУ становится Уильям Колби. Он работает в теснейшем контакте с организацией под названием Servizio informazioni forze armate (SIFAR) — итальянской военной разведкой. Речь, собственно, даже не о контактах. ЦРУ просто-напросто создала SIFAR, набрав в неё бывших агентов военной разведки Муссолини и в массовом порядке свозив их на обучение в США. Руководил же ей в тот момент генерал карабинеров Джованни де Лоренцо, успевший повоевать на Восточном фронте и помёрзнуть под Сталинградом. Правда, потом он исправился и с 1943 года партизанил в Сопротивлении.

В 1946 году создаётся и другая спецслужба, UAR, — политическая полиция. В 70-х годах её некоторое время возглавлял Умберто Федерико Д’Амато. Который несколько позднее с гордостью демонстрировал журналистам наградной знак «За сорокалетнюю безупречную службу в ЦРУ».

Поэтому есть некоторое подозрение, что итальянские государственные секретные службы — итальянскими были несколько номинально. Мало того, как выяснится в дальнейшем, возможно, что и государственными они являлись лишь отчасти. Но об этом позже.

Хотя секретными эти спецслужбы уж точно были. И то хлеб. Во всяком случае, соглашение, которое заключают Колби и Де Лоренцо в 1956 году, — является секретным настолько, что во всей Италии о нём ставят в известность лишь трёх человек: президента, премьер-министра и министра обороны. Причём «ставят в известность» — вовсе не означает «спрашивают согласия».

Начинается операция «Гладио».

Что мы достоверно об этом знаем? Не слишком много. Лишь то, что уже в 90-х годах официально признал Джулио Андреотти, успевший к тому времени семь раз побывать премьер-министром страны и поносить кучу самых разнообразных министерских портфелей.

Командование НАТО, очевидно, не испытывало иллюзий ни по поводу верности Италии идеалам евроатлантизма, ни по поводу боеспособности её регулярной армии. Есть старый, едва ли не времён Гарибальди, анекдот. «Зачем нужна австрийская армия? Чтобы всем остальным армиям было кого побеждать. А зачем нужна итальянская армия? Чтобы австрийская армия тоже могла хоть кого-нибудь победить».

Перед внутренним взором натовских генералов отчётливо вставали образы русских солдат, моющих сапоги в фонтане Треви, и советских танков, штурмующих склоны Везувия.

Что нужно сделать, чтобы нанести противнику максимальный урон ещё до того, как на помощь подоспеют нормальные — читай: американские — войска, которые положат конец осквернению мирового культурного наследия? Правильно. Нужно заранее создать в зоне потенциальной советской оккупации фронт за линией фронта. Законсервированное до поры партизанское движение.

По словам Андреотти, боевое ядро «Гладио» состояло из шестисот двадцати двух человек, которые в час X получили бы доступ к надёжно спрятанным ста тридцати девяти складам оружия…

Так, стоп.

Эмм… Серьёзно?..

Шестьсот двадцать два человека?.. Ладно, пусть это даже были сверхэлитные солдаты с огромным боевым опытом. По позднейшей официальной версии, в «гладиаторы» набирали только и исключительно бывших партизан — не красных, разумеется. Более того, даже наличие симпатизировавших режиму Муссолини родственников служило непреодолимым барьером на пути принятия в организацию. Не будем тем не менее забывать и о спасённых Энглтоном лучших фашистских разведчиках и диверсантах. Зачем-то они ведь были нужны, правильно?

Но шестьсот двадцать два человека, призванных остановить или существенно ослабить натиск Красной армии? Вы, конечно, шутите, синьор Андреотти?

Хорошо, пусть даже и так. Но есть ли у нас уверенность в том, что за сорок лет существования этой структуры — никому не пришла в голову идея ей воспользоваться? Что все эти шестьсот суперсолдат, которые подчинялись неизвестно кому, всё это время спокойно сидели и ждали пока начнётся? Что склады оружия, доступ к которым, опять же, был неизвестно у кого, так и простояли нетронутыми? Этого мы не знаем.