Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все

Но кое о чём газетчики не догадывались и не писали: «ангелы» не только помогали сохранить древнее и великое. Одновременно они создавали нечто новое, такое, чего до того момента Италия никогда не видела. Там, на покрытых водой флорентийских улицах, в разноязыком трудовом единении, рождалась новая сила, которая уже совсем скоро до неузнаваемости изменит облик страны: студенческое движение.

Впрочем, было бы несправедливо приписывать роль локомотива перемен одним лишь студентам. Италия менялась и без их участия. И менялась стремительно.

После окончания Второй мировой войны сочетание финансовой помощи в рамках плана Маршалла и открытия новых европейских и американских рынков сбыта, недоступных во времена Муссолини, привело к взрывному росту промышленности, в первую очередь — экспортоориентированной. Ибо царившая в силу как военных, так и давних исторических причин тотальная безработица, прежде всего на Юге, сдерживала рост оплаты труда на чрезвычайно низком уровне. А это позволило предложить мировым рынкам дешёвые и достаточно качественные товары.

В результате в конце 50-х — начале 60-х годов случилось то, что принято называть «итальянским экономическим чудом». Проще говоря, наконец-то успешно завершилась начатая Кавуром индустриализация. Из отсталой аграрной страны Италия превращалась в одну из ведущих мировых экономик. Росли поступления в государственный бюджет, росли и доходы населения. Поднимала голову новая мелкая и средняя буржуазия. Квалифицированные рабочие и служащие уже могли позволить себе начать прицениваться к холодильникам, телевизорам и автомобилям. И отправлять детей в университеты. За десять лет число студентов в стране увеличилось вдвое.

Они же, эти студенты, видели и обратную сторону экономического бума: стремительно растущее неравенство. Наряду с формированием буржуазного среднего класса — значительная часть итальянцев продолжала жить в нищете. Граница в первую очередь пролегала между индустриальным Севером и аграрным Югом. Да, вы будете смеяться, но о том, что вторую половину страны всё-таки нужно тоже как-то развивать, правительство опять напрочь позабыло.

Особенно резко эти системные недостатки бросались в глаза на фоне того, что происходило в остальном мире. Студенты смотрели на запад и обнаруживали там Соединённые Штаты, ведущие войну сначала в Корее, а затем во Вьетнаме. Поворачивали головы на восток — и заворожённо следили за полётом Гагарина. Социалистическая модель явно выглядела предпочтительнее. Во всяком случае, — из итальянского далёка.

Следует учесть ещё один немаловажный фактор. Выше мы уже видели, как американцы, по своему обыкновению, без зазрения совести вмешивались во внутренние дела США по всей Италии. Не стоит, однако, думать, что пропагандисты и разведчики СССР в это время сидели сложа руки. Итальянская компартия щедро финансировалась из Москвы. На территории страны действовала разветвлённая советская агентурная сеть. А секретные склады с оружием имелись не только у «Гладио». Другими словами, Советский Союз вовсе не возражал бы против скорейшего начала Великой итальянской социалистической революции. Наоборот: как мог приближал этот день. Студенты же — отличный материал для идеологической обработки. Не стоит их в этом винить. У того, кто в молодости не был революционером, — нет сердца. У юных же итальянцев — сердца и, как мы уже успели увидеть во Флоренции, — прекрасные сердца, очень даже были.

— Если мы смогли спасти от грязи один город, — сказали они себе, — то почему бы нам не вычистить грязь и несправедливость по всей стране?..

Любую большую уборку надо с чего-то начинать. Начали с малого — с собственных университетов, потребовав введения студенческого самоуправления. Получив же отказ, — оккупировали классы и аудитории, вышвырнув на улицу неугодных ректоров, деканов и преподавателей. Власти отреагировали на это в обычной манере — дубинками и водомётами. Что имело ровно обратный желаемому эффект, ещё более укрепив студентов в мысли: неладно что-то в итальянском государстве. К протесту присоединялся один университет за другим. Из стен кампусов стычки с полицией выплёскивались на улицы и площади, постепенно перерастая в настоящие сражения, с баррикадами, горящими автомобилями, ранеными и даже первыми убитыми.

Интересно, что на этом этапе студенты-коммунисты дерутся плечом к плечу со студентами-неофашистами. Лишь позднее, по мере разрастания масштаба событий, фашистские лидеры сообразят, что таким образом сейчас собственными руками помогут красным прийти к власти, одумаются и начнут бить самих коммунистов. Не прекращая при этом колошматить полицию.

Кульминация событий пришлась на — не в метеорологическом смысле — «Жаркую осень» 1969 года, когда к студенческим волнениям присоединились рабочие. Нет, марксистская классовая теория здесь была не при делах. Хотя и нельзя сказать, что эти рабочие жили уж очень широко, но всё же их имущество отнюдь не ограничивалось собственными цепями. Требуя в ходе забастовок и манифестаций улучшения условий труда, они исходили из идей высшей справедливости, заботясь не только и не столько о себе, сколько о тех согражданах, которым меньше повезло в жизни. Истинные же пролетарии и беднейшие крестьяне, с ностальгией вспоминая золотую пору порядка и стабильности при Муссолини, записывались в неофашистские организации, брали дубины и шли давить красную гадину, в лице тех самых желавших им добра рабочих и студентов.

В общем, всё смешалось в доме итальянцев.

Теперь понимаете, зачем были нужны постоянные попытки государственных переворотов? Прямолинейно-радикальная часть политической и военной элиты видела в них способ покончить с полыхающими по всей стране волнениями, то и дело грозящими перерасти в революцию. Более же утончённые государственники — воспринимали их в ином качестве: как наглядный сигнал для политических оппонентов. Если, мол, зайдёте слишком далеко, — мы, в свою очередь, тоже готовы к решительным ответным действиям, пусть даже они и значительно выходят за рамки наших конституционных полномочий. Левым политикам, равно как и их московским кураторам, поневоле приходилось считаться с такой вероятностью, умеряя революционный пыл.

Внести управляемый хаос, чтобы достичь своих целей. Дестабилизировать, чтобы стабилизировать. Эта стратегия, которая войдёт в историю под названием «Стратегия напряжённости», имела, однако, один изъян: отсутствие публичности. И действительно, — как на жизнь и мировоззрение обычного активиста, кидающего в полицию коктейль Молотова, либо же обывателя, с одобрением наблюдающего за его, активиста, действиями по телевизору, может повлиять, что какой-то там генерал собирается захватить власть? Откуда они вообще об этом узнают, если переворот останется лишь в виде плана? А если даже вдруг и узнают, то ведь придётся отвечать на закономерный вопрос: а почему, собственно, этот генерал ещё не сидит за государственную измену? Нет, негоже так полезными для нашего дела генералами разбрасываться!..