Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все

В качестве же доказательства этого тезиса — без промедлений задушил наглеца прямо голыми руками. После чего с чувством выполненного долга сел в тюрьму.

В Поджореале, тюремном централе Неаполя, царила скука. Сердце Раффаэле наполнилось жалостью. Нет, вовсе не к себе. Он очень переживал за несколько тысяч неаполитанских зеков, которые целыми днями только и делали, что бесцельно слонялись по камерам. Слегка поразмыслив, Кутоло предложил сидельцам организовать клуб военно-исторической реконструкции.

— А кого мы будем изображать? — удивились те.

— Рыцарей. Мы будем играть в рыцарей! — отвечал Раффаэле. — Это весело. Смотрите, сейчас покажу.

И вызвал на ристалище главного местного тюремного авторитета. За неимением копий, турнир должен был проходить на заточках. Впрочем, авторитет оказался не очень авторитетным и на мероприятие предпочёл не явиться. Этой великой победе Кутоло посвятил романсеро собственного сочинения. Поэзия была его маленькой слабостью. Восхищенные зеки сразу же массово возжелали вступить в рыцарские ряды.

— Погодите, не так быстро, — охладил их пыл Раффаэле. — Вы ж ещё правил не знаете.

И рассказал заранее подготовленную легенду.

Давным-давно, в одной далёкой галактике, сошлись семь рыцарей, семь последних хранителей забытых традиций настоящей Каморры. И порешили нести возмездие во имя Луны и иных астрономических объектов, неустанно сражаясь за счастье всех униженных и обездоленных. Но поскольку самим им с этим возиться было недосуг, — рыцари отыскали Избранного, на которого и возложили почётные обязанности по разработке свода правил и ритуалов возрождённого ордена, своеобразного Евангелия от Каморры. Должность его так и называлась: Il Vangelo — «Евангелист».

Свежепровозглашённый Глас Божий успешно справился с заданием, позаимствовав основную часть ритуалов, включая всяческие страшные клятвы на крови, у масонов, а структуру организации — у Коза Ностры. С той лишь разницей, что если должность босса последней — всё же чисто теоретически способен занять любой достойный того член организации, то малейшее сомнение в том, что Евангелистом может быть Кутоло, только Кутоло и никого кроме Кутоло, — приравнивалось к святотатству. Каждый новый адепт клялся без раздумий и по первому приказу отдать жизнь за святое каморристское дело. Взамен же — получал долю в доходах, отличные карьерные перспективы как за решёткой, так и на свободе, а равно и заботу о семье, ежели постигнет его смерть от несчастного случая на производстве.

Называлось всё это великолепие Nuova Camorra Organizzata (NCO) — Новая Каморра, теперь с организованным вкусом.

— Вау! — сказали восхищенные зеки. — Да вы, дон Раффаэ, прям как Дж. Р. Р. Толкин! Целый профессор!

Так его с тех пор и звали: ’o Professore — «Профессор». Поминать же всуе настоящее имя — считалось дурным тоном, способным привести к различного рода проблемам со здоровьем.

Кутоло никогда не сидел на студенческой скамье. Имелись, однако, в Италии вполне настоящие студенты, испытывавшие непреодолимую тягу к военно-ролевым играм. И посвящавшие всё свободное время их организации и проведению.

Ибо плох тот студент, который не мечтает стать профессором. В самом широком смысле этого слова.

В августе 1970 года в горной деревушке в Эмилии-Романье произошла встреча, в которой, помимо прочих, приняли участие обладатель дарёного парабеллума Альберто Франческини, недавние выпускники факультета социологии Ренато Курчо и Маргарита Кагол (Минздрав Италии предупреждает — изучение социологии вредит вашему здоровью!) и заводской рабочий Марио Моретти. Высокие договаривающиеся стороны сошлись во мнении, что действующая Итальянская коммунистическая партия — сборище ни на что не годных пустобрёхов, предавших наследие партизанского Сопротивления. А потому — необходим незамедлительный переход к вооружённой борьбе. На том и порешили.

Свежеиспечённые руководители Красных бригад не были бы настоящими итальянцами, если бы не начали борьбу с самого важного элемента — с дизайна. С выбором символики затруднений не возникло: красный флаг и пятиконечная звезда. Однако, по признанию Франческини, у них упорно не получалось нарисовать звезду с одинаковыми ровными лучами. По зрелом размышлении решили считать это не багом, а фичей. Результат их криворукости превратится в зловещий символ, десятилетиями внушавший ужас целому государству.

Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем! Эту строку Блока бригадисты поняли излишне буквально. И принялись поджигать личные автомобили управляющих заводов и фабрик. Буржуи действительно горевали, но мировому империализму в целом было как-то параллельно. Требовался более яркий пожар. В январе 1971 бригадисты бросили восемь зажигательных бомб на стоянку грузовиков завода Пирелли. Взорвались лишь три из них, но мы уже знаем, что наши герои были слегка криворуки. Пожар на этот раз всё же получился знатный, однако вот его результатом, с точки зрения паблисити, стали десять газетных строчек в рубрике «Прочие происшествия».

Спустя год с небольшим, проведённый в подобных пироманских экспериментах, бригадистам надоело прозябать в неизвестности.

3 марта 1972 года в прессе появилась фотография человека, к голове которого были приставлены два пистолета, а на шее висел рукописный плакат: «Красные Бригады. Кусай и беги! Ничто не останется безнаказанным! Ударь одного, чтобы проучить сотню! Вся власть вооружённому народу!»

Человеком на фото был Идальго Маккьярини, управляющий заводом «Сит-Сименс». Одним же из пистолетов — тот самый парабеллум, который держал лично Франческини.

Маккьярини безо всяких условий отпустили сразу же после того, как сфотографировали. Он был первым, но далеко не последним из тех, с кем бригадисты проделали такую штуку. В этом и заключалась их новая стратегия: похищать капиталистов, проводить с ними воспитательную беседу, делать фото на память и отпускать невредимыми.

Вот теперь на Бригады обратили пристальное внимание. Правда, результат несколько отличался от того, на который они рассчитывали. В мае 1972 года карабинеры повязали бывшего сокурсника Курчо. И тот немедленно раскололся, сдав все явки и пароли. Я ж предупреждал, что социология до добра не доводит.

Оставшиеся на свободе бригадисты были вынуждены уйти в подполье. Изменилась и структура. Единая до того организация распалась на автономные и независимые боевые группы, собственно — «бригады». Бригады соединялись в колонны, по одной на город. При этом только глава колонны имел связь с высшим бригадистским руководством.