Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все

Короче, бизнес рос как на дрожжах. Столь успешным предпринимателем не могли не заинтересоваться злобные мафиози. Они планировали похитить детей Берлускони и потребовать выкуп. И действительно предпринимали вполне реальные, к счастью — неудачные, попытки этого.

В 1974 году личный секретарь магната, Марчелло Делль’Утри, человек большого ума, настоящий интеллигент, обладатель одной из крупнейших в стране частных библиотек и член Опус Деи, той самой достопочтенной католической организации, столь несправедливо оболганной писателем Дэном Брауном в грязном пасквиле «Код Да Винчи», советует боссу обзавестись телохранителем. И находит подходящую кандидатуру. Поскольку Делль’Утри — сицилиец по происхождению, нужного человека он импортирует именно с родного острова. Свеженанятого бодигарда зовут Витторио Мангано. Пару лет он исправно возит берлускониевских детишек в школу и доглядывает за хозяйским поместьем. Затем его услуги требоваться перестают, ибо Сильвио решает вывезти семью в Испанию, подальше от мафиозной опасности. Мангано тем не менее в Милане понравилось настолько, что на Сицилию он решает не возвращаться. Десять лет спустя, в ходе Палермского максипроцесса, он будет арестован, как один из крупнейших организаторов наркотрафика в столице Ломбардии. Это не считая таких мелочей, как множественные убийства и похищения людей. Прокурор же Паоло Борселлино охарактеризует Мангано в качестве ключевого элемента экспансии Коза Ностры на север Италии.

— Ах он хулиган! — хором скажут Берлускони и Делль’Утри. — А таким приличным человеком казался. Ещё и очки надел!

Кстати, о детях. Детей Сильвио очень любил. И дети (как мы увидим в дальнейшем — в широком смысле этого слова) часто отвечали ему взаимностью. Поэтому ещё в 1964 году он женился и принялся плодить наследников. Получалось как-то не очень быстро, всего лишь пара штук за двадцать лет. С целью интенсификации деторождаемости в середине 80-х годов Берлускони сменил жену, на сей раз доверив ответственный пост актрисе Веронике Ларио. Двадцатилетняя разница в возрасте не смогла помешать их большой и чистой любви. Вероника доверие оправдала, принеся молодому пятидесятилетнему папаше ещё троих отпрысков. Но не суть важно.

Главное, что в середине 70-х годов дети — ещё из первого набора — прибежали в кабинет Берлускони, второпях зовя отца: «Тятя, тятя, мы хотим новое ТиВи!»

Что ж, желание детей — закон. Сильвио вздохнул, пересчитал наличность в бумажнике и пошёл покупать свой первый телеканал.

Тут перед ним встала проблема. В те времена в Италии существовала государственная монополия на телерадиовещание. Правом говорить и показывать на всю страну обладала лишь компания Radiotelevisione italiana (RAI). Мотивировалось такое решение заботой о защите свободы слова и плюрализма мнений. Если, мол, эфир не принадлежит никому конкретно, — следовательно у всех будет равное право и возможность высказывания.

Впрочем, если нельзя, но детям очень хочется… Берлускони начинает скупать местные кабельные телесети по всей Италии. Что является абсолютно легальным. Вот только на этом он не останавливается. А полностью унифицирует программную и рекламную политику этих отдельных сетей. Видите новую общенациональную вещательную корпорацию? Не-а. Официально, на бумаге, её не существует. В реальности же — она очень даже есть. Так рождается то, что позднее превратится в компанию Mediaset.

Новорождённая медиа-империя начинает словно гигантским пылесосом втягивать в себя всё новые и новые элементы и подразделения: газеты, журналы, киностудии, далее везде. Учитывая же, что все бесчисленные ОАО, ЗАО и ИП, конвейерным методом наштампованные за времена строительных махин… эмм… работ, тоже никуда не делись и продолжают функционировать, — бедняга Берлускони сам начинает путаться в собственных активах. Дабы как-то упорядочить это бурление и кипение жизни, он создаёт «корпус пылесоса» — холдинг Fininvest, накрыв им все своё как существующее, так и вновь всасываемое имущество.

Государственные контролирующие органы при виде столь беззастенчивого попрания антимонопольного законодательства поначалу впадают в растерянность. Но затем возбуждаются и начинают грозить всяческими карами. Что неприятно. В 1984 году Берлускони идёт к действующему премьер-министру Беттино Кракси и просит того посодействовать решению вопроса.

Хотя Кракси и слыл абсолютным чемпионом Италии и её окрестностей по коррупции в сверхтяжёлом весе, не очень справедливо подозревать его в злонамеренности и в данном случае. Следует учесть, что, занимая должность премьера, Кракси по совместительству был и генсеком Социалистической партии. Правящая же левоцентристская коалиция состояла из социалистов и христианских демократов. Демохристиане находились на ведущих ролях, вынуждая партнёров по альянсу лишь изредка довольствоваться объедками с барского стола. Другими словами, Христианско-демократическая партия, в сущности, и представляла собой итальянское государство. А RAI — была государственной телерадиокомпанией. Так что Кракси имел основания полагать, что его социалистическая точка зрения не находит должного освещения в выпусках новостей и общественно-политических программах.

А потому — он вошёл в положение берлускониевских детишек и протащил через парламент специальный закон вида «никому нельзя, а Сильвиным детям — можно».

Так Берлускони и правительство поделили итальянский телеэфир: половина — у RAI, остальное — у Медиасета.

Сделка эта заодно положила начало и прекрасной дружбе. Друг Беттино вскоре станет заботливым крёстным отцом — в буквальном смысле, не подумайте чего дурного — для новых свежерождённых детей друга Сильвио.

Увы, дружба была коротка. Миланская прокуратура и революционный вихрь Танжентополиса унесли Кракси вдаль из политики. Нет, даже не так: они смели с лица земли всю итальянскую политику целиком. По образовавшемуся выжженному пространству в панике бегали граждане бывшей Первой Республики, заламывая руки и с тревогой вопрошая друг друга: «Что же будет с родиной и с нами?..»

Но тут половина телевизоров в стране включилась сама по себе, затрещали барабаны, зазвенели фанфары, и итальянцам явился светлый лик Берлускони. Он был краток:

— Va bene. Я всех спасу. Рабочим — работу, капиталистам — капиталы, детям — мороженое, красивым бабам — меня!

И прямо с экрана Сильвио уверенно шагнул на политическую сцену. А с ним на ней очутились и триста тридцать три богатыря и богатырши. Все красавцы удалые, все равны, как на подбор: мускулистые мужчины в безупречно сидящих костюмах, длинноногие и белозубые женщины в мини-юбках. Это был политический авангард новой партии Forza Italia, рекрутированный из топ-менеджеров Фининвеста. Во главе же его стоял дядька Марчелло Делль’Утри, в недюжинных талантах по подбору персонала которого мы уже убедились чуть ранее.