Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

— Жениха ей надо хорошего, под стать братьям, — сказал имам.

— Есть жених, в прошлом году сосватали.

Улыбка исчезла с лица Шамиля, но, не меняя тона, он так же спокойно, как и прежде, заметил:

— За родственника, наверное, думаешь выдать?

— Напротив, даже не за чеченца, — ответил Дурды.

— Кто же из иноплеменных удостоен такой чести? — спросил имам.

— Хаджи-Мурад хунзахский, — ответил Дурды.

Шамиль был удивлен. Вскинув брови, он переспросил:

— Наиб Хаджи-Мурад?

— Да. После тебя, имам, по мужеству и прочим достоинствам я считаю его вторым в Чечне и Дагестане.

Шамиль не доверял Хаджи-Мураду, как человеку заносчивому, честолюбивому, тщеславному, хотя и не лишенному храбрости. Тем более такую лестную характеристику ему неприятно было слышать из уст видного чеченского узденя, который знал хунзахского наиба понаслышке.

— В Чечне и Дагестане есть наибы, более достойные похвалы и признания, которые с первых дней движения по сей день беззаветно преданы делу газавата, но с меньшим шумом делают большие дела, — сказал Шамиль.

Хозяин молчал. Не вмешивались в разговор и присутствующие.

— А разве ваш наиб Ахвердиль-Магома в чем-нибудь уступает хунзахцу? — спросил Шамиль.

— О нем речь не шла, имам. Твой генерал Ахвердиль-Магома человек чести и отваги, но он безродный. Его отец — беглый армянин, принявший ислам, — заметил Дурды.

Лицо Шамиля превратилось в каменную маску. Таким оно становилось тогда, когда за внешним холодным спокойствием вскипал гнев. Но сквозь ровный голос имама не прорвалась ни единая высокая нотка.

— За такого безродного, как Ахвердиль-Магома, я отдал бы десятки соплеменников вместе с родовыми союзами. И нет сомнения в том, что душа его отца — армянина, принявшего ислам, — вознеслась беспрепятственно в обитель бога. Если бы все наибы и воины нашей страны были такими, как Ахвердиль-Магома, Дагестан давно был бы очищен от неверных и не случилось бы с нами того, что случилось под Хунзахом, в Гимрах и Ахульго… Учти, Дурды, не только простым соплеменникам, но даже некоторым аварским наибам я не доверяю. Отец Хаджи-Мурада Гитино был предан владыкам хунзахского престола. Он пал под стенами города в сражении с первым имамом. Его брат Осман убил второго имама — Гамзат-бека и сам пал от руки муртазагета. Он неучен и неблагоразумен.

— Почтенный имам, — сказал Дурды, когда Шамиль умолк, — я не сомневаюсь в том, что слова твои доброжелательны. Никто не говорил об этом раньше. Но у мужчины должно быть одно слово. Я дал его Хаджи-Мураду и не возьму обратно, если даже моей единственной дочери Сану будет грозить смерть от его руки.

Шамилю понравился ответ чеченца, он сказал:

— Если ты дал слово, держи, не отступай, честность — лучшее украшение мужчины. Пусть все будет так, как написано в книге провидений…

Ахвердиль-Магома с нетерпением ждал возвращения почетного свата. Глянув на лицо Шамиля, он все понял. Они были вдвоем в комнате.

— Дурды дал слово Хаджи-Мураду после того, как отказал мне, — заметил наиб.

Шамиль молчал. Тогда вновь заговорил Ахвердиль-Магома.

— Поистине лучшее во вселенной захватывают разбойники, — сказал он. — Этот молодчик два года тому назад насильно увез чужую невесту, бывшую пленную грузинку — красавицу из Цельмеса. Женился на ней, не спросив ее согласия. Теперь здесь, случайно встретив Сану, сразу преградил ей путь и произнес как последний приговор: «Будешь моей». Не сомневаюсь, что бывший отступник так же бесцеремонно обошелся с ее отцом.

— Неужели ты думаешь, что Дурды испугался его? — спросил имам.

— Я этого не думаю. Напротив — чеченец, наверное, был восхищен решительностью, тем более если Хаджи-Мурад пообещал дать большой калым.

— Наверное, все так и произошло, пока ты вздыхал в Гехи-Мартане, поглядывая на дом Дурды… Но учти, ссориться с Хаджи-Мурадом мы не должны. Он нам нужен, за ним пойдет большая часть Аварии, — сказал Шамиль.

Прошло полгода. Никаких известий от Хаджи-Мурада не было. Никто от его имени не приезжал в Гехи-Мартан. Разные толки ходили среди сельчан. Дурды был обеспокоен. Ему было неудобно и перед Шамилем и стыдно от соплеменников, которые были на стороне своего наиба.

Дурды решил сам поехать в Хунзах. В один из дней, не предупредив никого, он выехал из аула. Не успел отец Сану отъехать на расстояние нескольких верст, как из лесу раздались выстрелы. Дурды почувствовал жгучую боль в спине, покачнулся и сполз с седла вниз головой. Очутившись на земле, он услышал шаги бегущих. Оглянулся — видит, несколько незнакомцев спешат к нему с обнаженными кинжалами. Дурды подпустил их к себе на близкое расстояние и сшиб ударами ног сначала одного, а потом и другого. Затем неожиданно поднялся, прикончил их и ринулся на остальных с поднятой шашкой. Неизвестные скрылись в лесу и вновь начали стрелять. Дурды ничего не оставалось делать, как, собрав последние силы, уходить. Еще две пули угодили ему в спину. Когда конь подошел к дому, седок был почти без сознания. Через несколько часов Дурды скончался.

Шамиль вел тщательное расследование убийства гехинца. Он даже подозревал вначале Ахвердиль-Магому, но в то утро и накануне наиб не выезжал никуда. Не выходили за пределы села и гехинские мужчины, тем более никто из них не исчез, если думать о двух зарубленных в схватке.

Выявить преступников так и не удалось.

Шамиль, которому генерал Граббе в конце 1839 года предсказал: «Он будет влачить стыд свой и ничтожность в неприступных скалах Кавказа», вновь окреп и умножил влияние.

Огромное пространство — от Владикавказа до границ Кази-Кумуха и шамхальства тарковского — находилось в его руках. Готовясь к новым походам на юг и на север, он вновь созвал Военный совет. Выступая на нем, Шамиль говорил:

— Очередные цели, к которым мы должны стремиться, — это освобождение казикумухского вилаета от неверных и захват Тушино-Пшево-Хевсурских нагорий. Казикумухская ханша Гульсум-бике умерла. Правителем вилаета стал Магомед-хан. Он молод и некоторое время находился под влиянием устада Джамалуддина-Гусейна. В Кази-Кумухе стоит гарнизон неверных. Нет сомнения, что на помощь ему из Шуры бросят еще силы, если узнают о нашем движении в ту сторону. Так что нам придется основные силы двинуть туда, не рассчитывая на поддержку мусульманского населения, которое в течение многих лет, вернее — с времен падения власти славного Сурхая — живет в покорности и повиновении продажным ханам и неверным. Проще, мне кажется, будет справиться с племенами, живущими на заснеженных высотах Гуржистана. Эти воинственные люди не являются нашими единоверцами, но свободолюбивы, как и мы. Они, к сожалению, препятствуют нашему проникновению в Кахетию. Нам необходимо отправить второй отряд к верховьям Аргуни — к хевсурам. Цель ясна. Этот отряд будет меньше, чем первый, и составлен исключительно из чеченцев. Возглавит его Ахвердиль-Магома. При удаче ты, — Шамиль обратился к гехинскому наибу, — возьмешь нескольких заложников и в знак покорности обяжешь платить тушинопшевохевсуров хотя бы небольшую дань.