Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Молодой барон Розен спросил Алексея Петровича о Зубовых.

– Валериан, – отвечал Ермолов, – был гуляка, по тогдашнему обычаю, но молодец. Платон имел отличные способности, очень хорошо образован и до случая своего слыл нелюдимым, говорил прекрасно и знал Россию как нельзя лучше, знал, когда и чем можно действовать на русского человека. В заточении своем он беспрестанно занимался, и я, встретясь с ним в восемнадцатом году, любил пользоваться его беседою.

Приводим еще несколько отзывов и заметок Ермолова:

«Ферзен молодец.

Дерфельден был отличный и храбрый генерал.

Он любил Ермолова, который вступил в службу, кажется, под его начальством в Польскую кампанию. После, когда в 1810 году Ермолов стоял в Киеве, начальствуя четвертым отделением резервной артиллерии (?), Дерфельден, приезжая на киевские контракты, всегда на прощание крестил его по-русски. Он имел одну дочь, которая была выдана замуж за г. Юзефовича. Павел посылал его в Италию как дядьку при великом князе Константине Павловиче.

Беннигсен был очень стар, но бодр и свеж до последнего времени. Его вместе с князем Цициановым заметила еще Екатерина.

Под Москвою случилось Фигнеру взять в плен ганноверского полковника, старика, которому он взялся показывать дорогу и которого подвел к русским войскам: это был товарищ Беннигсена.

Беннигсен оставил описание всех войн, разумеется без лести Кутузову – это должно быть самое достоверное сочинение.

Во время варшавской резни не случилось ни одного талантливого генерала на нужных местах. Все были в разъездах. Цицианов стоял в Гродно. Он тотчас вывел полк на поле и не потерял ни одного человека. Взял с жителей контрибуцию, которую сохранил в целости. Грабовский двинулся к Минску. Цицианов поспешил ему навстречу и остановил его.

Наполеон хоть и называл Кутузова старою лисицей, но не встревожился его назначением. А в 1806 году при назначении Каменского он издал приказ быть осторожнее. Беннигсен мог также причинить ему беспокойство.

Чичагов был человек умный, но язвительный».

Один таможенный чиновник на Кавказе, подвергнувшийся нападкам со стороны начальства, был обревизован. При ревизии находился депутат со стороны Ермолова как главнокомандующего. Обвинений нашли довольно, но неосновательных, по проискам; определили, что чиновника нужно исключить из должности. Решение министра финансов чрез начальника отделения было препровождено на рассмотрение Ермолову, который, рассмотревши, сам отправился к начальнику отделения (тайный советник). Тот поторопился узнать его мнение. «Кроме великодушия, – начал Ермолов, – я ничего здесь не вижу, ибо не упомянуто о важнейшем, по моему мнению, преступлении: о том, что означенный чиновник ест по середам мясо». И чиновник остался на своем месте.

Путешественница англичанка, родная племянница герцога Веллингтона, была отлично принята на Кавказе Ермоловым. Она объявила свое намерение навестить приятельницу, которая уже девять лет живет в Абиссинии. Мазарович снабдил ее рекомендательными письмами в Персию. Когда в 1821 году Алексей Петрович был в Петербурге, жена тогдашнего английского посланника, красавица собой, искала с ним личного знакомства, чтоб благодарить его за ласковый прием на Кавказе путешественницы, ее родственницы.

Мазарович, родом далмат, бывший в Константинополе, сблизился и сдружился с графом Каподистрией, Алексей Петрович тоже познакомился с графом и считал за честь это знакомство. Впоследствии, когда Каподистрия сделался президентом Греции, а Ермолов жил уже на Кавказе, Каподистрия спрашивал у Мазаровича: «А что делает теперь наш Алексей Петрович?» Каподистрия писал ему письма, и писал не cher general , а каким-то особенным дружеским словом, подчеркнутым, которое, к сожалению, я не расслыхал у Алексея Петровича.

Когда Ермолов был послом в Персии, он принужден был ездить по песчаным пустыням и с немалою радостью отдыхал по нескольку дней в оазисах. Приехавши в Тавриз, с большою своею свитой, прекрасными молодыми людьми, он встретился там с английскою миссией. Тавризской английской миссии Алексей Петрович дал роскошный обед и в заключение «порядочно накатил» своих гостей. Разумеется, многие из них были под столом. Адъютанту Муравьеву, как отлично знавшему английский язык, поручено было угощать до тех пор, пока не останется ни одного гостя. Наконец Муравьев проводил за ворота последнего англичанина, столь твердого на ногах, что он боялся отойти от стены; при прощании они пожали друг другу руку, и при словах, которых нельзя было разобрать, но которые, вероятно, были: «good bye», с англичанином сделалось дурно.

Через день англичане ответили подобным же угощением. Алексея Петровича тут не было. Те же сцены, с прибавлением концерта из русских и английских песен, повторились и здесь. При расставании, это было ночью, англичане снабдили наших провожатыми фонарями. Как-то незаметно для самих себя, в лабиринте узких улиц, наша свита разделилась на две части. Никто и не подозревал этого. Обе партии кружились, кружились, наконец, к общему удовольствию, встретились.

Алексей Петрович первый испросил у шаха позволение завести постоянную русскую миссию в Персии. До него были только консулы в прибрежном каспийском городе.

Сергей Николаевич Вельяминов, главнокомандующий на Кавказе, отличался роскошью жизни, доходившей до чрезвычайных размеров. Разные покупки, огромный погреб, большое жалованье (60 т.).

Мелкое племя, жившее в горах, принуждено было изъявить свою покорность России. К Алексею Петровичу явился старшина этого племени, человек с проседью и пожилых лет, и просил извинения, что явился он, а не отец его. «А сколько вам лет?» – спросил Алексей Петрович. «Восемьдесят четыре».

Некто Джафар-бек, 106 лет от роду, делал каждую неделю 160 верст верхом. Здоровье его было прекрасное, и верховая езда была его любимым занятием.

Джамал-бек, знатный горец, жил в ауле (впоследствии крепость Евгениевская). Когда нужно было нашему отряду проходить чрез этот аул, тогда неприятельский, Алексей Петрович вызвал Джамал-бека. «Смотри, Джамал, – сказал он, – я знаю, ты богат, имеешь большие связи в ауле, всеми уважаем, так ты угощай почаще своих соотечественников, имей большое влияние на них, и когда мы будем подходить к аулу, то чтобы не было ни одного выстрела, в противном случае не останется и следа этого аула». Не нужно прибавлять, что все было в точности исполнено. Вот каково было влияние этого главнокомандующего! Впоследствии, при Головине, этот аул был взят штурмом, разорен, сожжен, огромнейшие сады его истреблены, и жители его сосланы в Сибирь. В числе их был и Джамал-бек. Алексей Петрович часто выражал неудовольствие на такой поступок. Джамал-бек был возвращен, но, лишенный всего имущества, которое было конфисковано, принужден был скитаться по родным и знакомым; аул был еще осаждаем до Алексея Петровича, и русские потеряли тут одну пушку.