Михаил Погодин - Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Генерал барон Беннигсен называл пункт сей ключом позиции и требовал, чтоб он укреплен был.

В 1807 году, в первый раз употреблен будучи против неприятеля, находился он на командуемой мною батарее в сражении при Прейсиш-Эйлау. (Ерм.)

Хотя я никогда не бывал Ермолову сердечным другом, я не могу отрицать, что наша армия обязана своим спасением в Витебске, Бородине и при Кульме; во многих других случаях он показал много таланта, мужества, присутствия духа и редкого бескорыстия ( фр .).

Если бы сделать бойницы в стенах монастырей, то можно было бы продержаться несколько дней ( фр .).

Мнение мое атаковать неприятеля основано было на необходимости дать сражение, ибо Кутузов не переставал утверждать того; итак, взяв сие за основание, я только избирал способ и всеконечно лучше было не ожидать нападения в порочной позиции. (Ерм.)

Давыдов рассказывает здесь следующий случай: «На втором переходе после выступления из Москвы армия наша достигла так называемого Боровского перевоза. Здесь арьергард был задержан столпившимися на мосту, в страшном беспорядке, обозами и экипажами частных лиц; тщетны были просьбы и приказания начальников, которые, слыша со стороны Москвы пушечные выстрелы и не зная о истинном направлении неприятеля, торопились продвинуть арьергард; но обозы и экипажи, занимая мосты и не пропуская войск, нисколько сами не подвигались. В это время подъехал к войскам Ермолов; он тотчас приказал командиру артиллерийской роты, здесь находившейся, сняться с передков и обратить дула орудий на мост, причем им было громко приказано зарядить орудия картечью и открыть по его команде огонь по обозам. Ермолов, сказав на ухо командиру, чтобы не заряжал орудий, скомандовал: пальба первая. Хотя это приказание ее было приведено в исполнение, но испуганные обозники, бросившись частию в реку, частию на берег, вмиг очистили мост, и арьергард благополучно присоединился к главной армии. Лейб-медик Вилье, бывший свидетелем всего этого, назвал Ермолова «homme aux grands moyens» (человеком больших возможностей)».

Бывший дежурный генерал 2-й армии Марин, автор весьма многих комических стихотворений, часто посещал Ермолова, о котором он говорил: «Я люблю сего Ахилла в гневе, из уст которого никогда не вырывается ничего оскорбительного для провинившегося подчиненного».

Приводим здесь еще следующую заметку самого Ермолова. «Направление на Владимир, военным министром предложенное, отменено, и определено перейти на Тульскую дорогу. Для сего надлежало предпринять фланговой марш, вблизи от неприятеля небезопасный. В продолжении кампании 1812 года движение сие было решительнейшее и наиболее приличествующее обстоятельствам, а потому весьма многие несправедливо приписывают себе честь сего предложения, хотя еще под Москвою было рассуждаемо о том, можно ли с Воробьевых гор перейти на Тульскую и даже на самую Калужскую дорогу, а в теперешнем случае мысль сия принадлежит генералу барону Беннигсену, и я свидетелем был, что он говорил о том князю Кутузову».

По этому поводу Давыдов пишет: «П.П. Коновницын был в полном смысле слова благородный и неустрашимый человек, отличавшийся весьма небольшими умственными способностями и еще меньшими сведениями. Будучи назначен дежурным генералом всех армий, он вначале посылал бумаги, им получаемые, к Ермолову, прося его класть на них резолюции. Ермолов исполнил на первый раз его просьбу, но, выведенный из терпения частыми присылками большого количества бумаг, он возвращал их в том виде, в каком получал, с адъютантом своим Фонвизиным, который будил ночью Коновницына и обратно возвращал ему бумаги. Коновницын, прочитав однажды записку Ермолова, в которой было, между прочим, сказано: «Вы напрасно домогаетесь сделать из меня вашего секретаря», сказал Фонвизину: «Алексей Петрович ругается и ворчит». Он приобрел отличного руководителя и наставника в квартирмейстерском полковнике Говардовском, авторе знаменитого письма графа Буксгевдена к графу Аракчееву. Этот даровитый штаб-офицер погиб в Бородинском сражении. Впоследствии Толь совершенно овладел Коновницыным».

Давыдов рассказывает об этом так: «Известно, что в Тарутине Коновницын, назначенный дежурным генералом всех армий, отказывался от своей новой должности под предлогом, что она была выше его сил; Кутузов думал дать ему в помощники Ермолова, который, не желая служить секретарем Коновницыну, настоятельно просил перевода своего во фронт. Фельдмаршал потребовал их обоих к себе; передразнивая их, он сказал им: «Один уверяет, что не может, а другой все может, да не хочет, я о вас обоих напишу государю». Ермолов, не пользовавшийся в то время доверием Кутузова, будучи некогда сам начальником главного штаба армии и вполне сознававший свое значительное превосходство над Коновницыным, возымел твердое намерение перейти во фронт, что, как известно, не состоялось, ибо для этого необходим был в то время указ сената».

Он умер сенатором.

Весь этот разговор был тотчас доведен до сведения государя находившимся в то время при нашей армии бароном Анштетом.

Ими командовал генерал-фельдмаршал Бороздин 1-й.

Мне дана была сия доверенность. (Ерм.)

От жителей, спасшихся от неприятеля.

В записках своих Ермолов винит Витгенштейна и в других упущениях.

Все мною здесь сказанное основано на документах, хранящихся в артиллерийских архивах. (Д.)

К этому времени относится следующее письмо Фигнера к А.П. Ермолову: «Милостивый государь, Алексей Петрович!

Прискорбно мне, что я не могу, по причине болезни, иметь счастие быть у вашего превосходительства и при отъезде своем из армии принять вашего благословения. Вы бы лучше на лице моем усмотрели, что я к вам чувствую, нежели из письма, ибо тут я ничего не пишу, а буду дожидаться случая доказать вам, что я по гроб свой буду почитать и любить вас.

Ваш благодарный и чувствительный Л. Фигнер.

Июнь, 1813.

Г. Фридштадт.

Р. S. Подателя письма сего просил я собрать с должников моих деньги, ибо я нахожусь в великой крайности; сего ради прошу ваше превосходительство сделать ему по сему предмету полную доверенность».

Письмо это писано Фигнером незадолго пред смертью.

В моих отметках со слов А.П. записано: «Остерман хотел идти на… Ермолов, основываясь на карте, убедил его оставить это намерение, которое погубило бы нас и, вообще, без Кульмского сражения дало бы другой вид войне. «Пошлите для пробы вот этот ненужный для нас обоз, – сказал он Остерману?! – и вы увидите, что он придет не прежде». Тот согласился. В начале сражения Остерману оторвало ядром ногу, и оно было ведено одним Ермоловым.