Иван Спатарель - Против черного барона

Мы участвовали в жестоких боях на Южном и Юго-Западном фронтах, под Тулой, Орлом, Брянском. Наконец, в 1920 году схватились в небе с отборной белой авиацией над Перекопом.

Да, наше поколение прошло свой путь честно. Через голод, тиф, сражения гражданской войны. Через трудные годы первых пятилеток. Через битвы Великой Отечественной…

Мне казалось, что когда-нибудь понадобится рассказ о том, как все начиналось. И чтобы не забыть самое важное, с первых дней Октября я сохранял боевые донесения, берег журналы полетов.

Так появились эти воспоминания о 1920 годе. Об участии красных военных летчиков в разгроме последней белой армии. О том, как мы дрались под Перекопом и сбросили в море остатки офицерских полков черного барона Врангеля.

Не зря на Украине февраль называют лютым — лютень. Как ударит мороз да завоет в степи пурга, страшно выйти из теплой хаты. А февраль 1920-го был особенно холодным. Третий год бушевала гражданская война: людей косил тиф, топлива, одежды, обуви не хватало, летать приходилось впроголодь и постоянно ремонтировать вконец изношенные самолеты и моторы.

Наш 2-й авиадивизион истребителей перебросили в Елисаветград (ныне Кировоград). Поставили задачи: подготовить машины к летним боям и в то же время оказать наземным частям максимальную помощь в разгроме банд петлюровцев, орудующих вокруг Елисаветграда.

Трудно было совместить одно с другим. Только введем «ньюпор» в строй, пустим на боевое задание, а он возвращается или с неисправным мотором, или с поврежденными лонжеронами.

В ремонте самолетов участвовали все, даже писаря. Летчики по возвращении с задания выполняли обязанности мотористов. Как старый механик, засучив рукава трудился и я.

В один из дней мы вообще не летали, работали на аэродроме. После обеда поднялась вьюга. Чтобы люди не обморозились, я приказал зачехлить машины и всем идти отдыхать.

А ветер усиливался. Тревожно мне стало: вдруг какой-нибудь самолет был в спешке плохо закреплен? Его может сорвать и поломать… Решил осмотреть стоянку.

Колючие снежные вихри больно били в лицо. Пригибаясь, я переходил от одного самолета к другому. Внезапно у «Ньюпора-17» увидел человека в длинной шинели. Прикрываясь углом чехла, он копался в моторе. «Чужак. Навредить хочет! — мелькнула мысль. — Надо застать его врасплох…» Сдернув перчатку, я расстегнул кобуру маузера и осторожно пошел к незнакомцу. Когда приблизился и рассмотрел его лицо, то чуть не вскрикнул от удивления. «Чужак» оказался старшим авиамехаником 6-го отряда Шульговским, недавно назначенным к нам.

Он прибыл в начале января и с первых дней горячо взялся за дело. Даже больной продолжал работать. С аэродрома его увезли в тифозной горячке. Медикаментов у нас не было. Но, крепкий от природы, Федор Шульговский выжил. И вот сегодня снова вижу его у самолета, хотя он всего несколько дней назад начал ходить.

— Товарищ Шульговский! — окликаю его негромко.

От неожиданности он роняет пассатижи.

— Почему вы не выполнили приказ об окончании работ?

— Не успел отрегулировать магнето, — виновато отвечает он. — Вот заканчиваю… Ведь завтра боевой вылет.

— А моторист где?

— Он совсем, товарищ командир, окоченел…

Шульговский так худ, что длинная шинель болтается на нем, как на вешалке. Лицо его заострилось после болезни, но взгляд твердый, уверенный. Старший механик убежден, что поступил правильно, пожалев подчиненного.

— Почему не позвали на помощь других механиков вашего отряда? Вы что, здоровее всех?

Шульговский нахмурился. Посмотрел мне прямо в глаза и ответил:

— Конечно, любой пошел бы, но ведь я — коммунист…

Что мне оставалось делать? Сунув перчатки в карман, говорю:

— Ну, давайте помогу, вдвоем быстрее закончим…

Уже стемнело, и пурга разыгралась вовсю, когда мы возвратились с аэродрома.

…Федор Несторович Шульговский — один из первых специалистов, присланных к нам на пополнение из центра. Он служит в авиации с начала мировой войны в должности моториста. С группой офицеров его посылали во Францию. Там он работал в авиашколах и на авиационных заводах, получил диплом механика. В Красную Армию вступил добровольно, воевал на Юго-Западном и Южном фронтах.

В партию Шульговского принимали у нас в дивизионе. Помню выступления троих, рекомендовавших его.

Старший авиамеханик 5-го отряда Матвеенко:

— С Федей мы вместе учились и работали во Франции. Все солдаты его уважали. Он быстрее всех овладел новыми моторами. Федя такой, что сам погибнет, а товарища выручит…

Комиссар отряда Фролов:

— Товарища Шульговского знаю по гражданской войне. Служили и воевали в одном отряде. Однажды было так: беляки открыли огонь из пушек, а товарищ Шульговский стоит спокойно и продолжает мотор налаживать. Он — коренной пролетарий и потомственный рабочий, будет настоящим большевиком…

— С Федором Несторовичем мы знакомы немного, — сказал старший моторист Гегеев. — Только по второму дивизиону. Однако таких людей сразу видно. — Гегеев кашлянул и торжественно произнес: — Дай бог каждому так, о душой готовить аппарат, как Федор Несторович. Он всем старается помочь. Настоящий коммунист…

Федору Несторовичу Шульговскому, когда он пришел к нам, было чуть больше двадцати пяти. Хотя должность инженера в штатах не значилась, он с самого начала стал руководителем всей эксплуатационной службы дивизиона.

От тех самолетов, которые нам удалось вывезти из Киева, осталось совсем немного. Часть машин мы тогда же передали другим отрядам. Остальные без конца ремонтировались. Стояли они под открытым небом. Полотно обшивки трескалось, деревянные детали подгнивали. Моторы давным-давно выработали ресурс. Но их снова и снова перебирали и ставили на самолеты, идущие в бой. Часто из трех-четырех отслуживших свой век машин механики и мотористы собирали одну.

— К номерному знаку приделали аэроплан, — в шутку говорили они.

Эту работу могли производить только люди, обладающие высоким техническим мастерством. Такими и были наши механики и мотористы. Они имели прекрасную выучку. Каждый из них владел несколькими специальностями. Полевые ремонтные бригады творили буквально чудеса.

Доставать бензин, касторовое масло, боеприпасы и запчасти было в то время очень трудно. Летать приходилось на горючей смеси, моторы частенько перегревались в воздухе.

Дивизион тогда делился на две части. База, расположенная на железной дороге, ведала капитальным ремонтом машин и снабжением. А боевое отделение — летчики и мотористы вместе с самолетами — находилось на полевом аэродроме, неподалеку от линии фронта. Тылом руководил комиссар дивизиона Алексей Кожевников. Благодаря его находчивости, а также неуемной энергии моего заместителя по материально-техническому обеспечению Кирилла Сваричевского база получала все необходимое.