Иван Спатарель - Против черного барона

— Разрешите взять на борт четыре бомбы? — вдруг обращается Васильченко. К его просьбе присоединяются остальные, подчеркивая важность полета.

Я соглашаюсь, хотя знаю, что и две бомбы выбросить руками из кабины истребителя очень нелегко. Особенно при полете строем.

Даю команду:

— По самолетам!

Мотор уже запущен. Ко мне на плоскость поднимается Савин и протягивает несколько пачек листовок. Он что-то говорит, но его голос тонет в самолетном гуле. Улыбнувшись, комиссар жмет мне руку и показывает на часы: мол, возвращайся побыстрей…

В семь часов тридцать минут взлетаю. На кругу оборачиваюсь и наблюдаю, как один за другим ко мне пристраиваются остальные. Вот все шесть самолетов уже покачиваются в строю «гусь» (так тогда называли клин). Слева от меня, чуть сзади, летит Скаубит. К нему прижались его ведомые Захаров и Гуляев. Справа идут Соловьев и Васильченко. Хорошо держатся, плотно, хотя летать строем им приходилось мало…

Меня охватывает чувство гордости за свою группу. Не беда, что половина летчиков не имеет пока машин: нам обещают их дать. Добавятся самолеты 16-го отряда. Тогда мы покажем врангелевскому сброду!..

Летим над морем. Внимательно слежу, не появится ли на горизонте цель. Вот она! Далеко впереди вижу растянувшиеся в кильватерную колонну корабли и, как условились, три раза покачиваю крыльями. Сразу же сбавляю обороты мотора. Перестраиваемся. Теперь группа вытягивается в цепочку по одному.

Начинаю снижение, чтобы первый удар нанести внезапно, с малой высоты. Идем прямо на караван. До него осталось недалеко. Корабли уже можно сосчитать — один, два, три… восемь! Становится жарко. Хорошо, что струя встречного ветра освежает лицо.

Вот — головной, самый большой пароход. Палуба его забита пехотой. В нескольких местах засверкали вспышки пулеметных очередей. Слышу глухие потрескиваний фюзеляжа. Значит, есть попадания… Целюсь по капитанскому мостику и сбрасываю первую бомбу. Вторую спускаю на судно, идущее в середине кильватера, и круто разворачиваюсь влево.

То, что происходит внизу, на море, радует. Пароходы беспорядочно расходятся в стороны. Но никакие маневры их не спасут. Для того мы и перестроились в цепочку по одному, чтобы каждый летчик смог быстро выбрать себе цель и с ходу ее атаковать. Захаров, Гуляев, Соловьев и Васильченко только что сбросили бомбы. На кораблях и рядом с ними вздымаются фонтаны взрывов. Один пароход окутался белым облаком пара. Видимо, бомба угодила в машинное отделение…

Набираю высоту для второй атаки. Скаубит идет по кругу за мной. Теперь по нас стреляют не только из пулеметов, но и ведут залповый огонь из винтовок. Оглядываюсь. Какая радость — все самолеты целы, никто не подбит.

Во вторую атаку заходим не с юга, а с запада. Внизу уже не караван, а беспорядочное скопление пароходов. Над ним висит черное облако дыма.

Снова целюсь по тому самому большому пароходу. На его капитанском мостике теперь не видно ни одного человека. Пулеметы противника строчат непрерывно. Но сейчас они вряд ли достанут меня своим огнем: высота тысяча метров. Поточнее прицеливаюсь и одну за другой опускаю за борт две бомбы.

Осматриваю группу. Все пять аэропланов, сомкнувшись «гусем», идут за мной. Соловьев выбрасывает руку и тычет большим пальцем вверх: мол, здорово поработали.

Держу курс на северный острый угол Перекопского залива. Снова снижаемся. Вихрем проносимся над Турецким валом. Работающие там люди бросают лопаты и разбегаются. Мы не стреляем по ним: знаем, что окопы и траншеи роют насильно мобилизованные крестьяне. Сбрасываем только листовки.

В воздухе начинают рваться снаряды. Шапки разрывов все гуще и ближе. Перед нами вторая наша цель — передовые позиции Врангеля. Их обороняют отборные офицерские подразделения. Обрушиваемся на них с тыла, поливая окопы огнем из пулеметов. Пусть почувствуют разящую силу штурмовых ударов с малой высоты!

Пересекаем линию фронта. Каждый старается строго выдержать строй. Теперь уж для красоты: ведь с земли нами любуются красные бойцы.

Вот и Аскания-Нова. Самолеты расходятся для посадки. А я лечу дальше, к Чаплинке, чтобы сбросить там вымпел с боевым донесением.

Наш налет на вражеский караван судов оказался очень эффективным. Мы не только нанесли белякам большой урон в живой силе и технике, но сломили их морально. Поняв, что они обнаружены, что их десант будет встречен на берегу во всеоружии, врангелевцы повернули вспять.

У меня, как и у всех летчиков, групповой налет на белый десант оставил самое приятное воспоминание. Никаких потерь, никто не получил ни одной царапины. А ведь мы побывали, можно сказать, в аду. Вот что написал мне много лет спустя мой бывший механик, а ныне инженер-полковник в отставке, Константин Дмитриевич Ильинский.

«Как всегда, вы сели последним. Я начал осмотр самолета. И что же увидел! На правом нижнем и верхнем крыле много рваных дыр от пуль и осколков снарядов. На левом крыле пробит лонжерон в консольной части. Досталось и фюзеляжу: перебито несколько расчалок и трос руля поворота, множество пробоин оказалось в полотняной обшивке. Одна из пуль пролетела в полу рядом с сиденьем летчика. Сделай она маленькое отклонение, я бы вас не дождался из этого вылета. Несколько пулевых отверстий я обнаружил в хвостовом оперении. Словом, на самолете не было живого места… Мне в помощь дали столяра из 6-го отряда и моториста Сеню Фадеева. К утру мы самолет отремонтировали… Утром опять выпустил вас в боевой вылет. И так много, много раз…»

На следующий день, 26 мая, примерно в одиннадцать часов Иван Дацко обнаружил в Перекопском заливе у вражеского берега еще пять судов. Его донесение было немедленно передано в Чаплинку.

Летчики взяли Перекопский и Каркинитский заливы под такое строгое наблюдение, что в дневное время не мог пройти незамеченным ни один неприятельский пароход. Почти ежедневно мы обстреливали и бомбили суда белых.

Даже нам, недавно прибывшим сюда людям, интенсивное движение морского транспорта противника показалось необычным. Но вышестоящее командование почему-то не придало нашим донесениям должного значения. Потом оно спохватилось, поняло, что черный барон готовится к наступлению, но было уже поздно.

…Наша авиагруппа ежедневно совершала по десять — пятнадцать вылетов. Белогвардейцы, конечно, обратили на это внимание и трезво оценили неожиданное появление красной авиации под Перекопом. Они перебросили сюда новые зенитные подразделения. Их самолеты все чаще стали появляться над Армянском, Ишунью и Турецким валом. Один даже осмелился прорваться к нашему аэродрому. Вот как это было.

Я стоял около своей машины, когда кто-то крикнул: