Борис Вронский - На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Впрочем, особенных надежд на эти жилы Билибин не возлагал: данные Цареградского, сплывшего летом 1928 года по Буюнде до самой Колымы, показали, что этот район в золотоносном отношении мало перспективен. Начальник партии, посланной в бассейн Джегдяна, молодой геолог Исай Рабинович действительно обнаружил в устье Джегдяна несколько кварцевых жил, но они мало походили на описанные Розенфельдом мощные жилы с «молниевидным изломом» и, кроме того, оказались пустыми. (Тем не менее это были именно розенфельдовские жилы, облик которых настолько изменился, что сам Розенфельд впоследствии не смог узнать их.)

Единственное, что могло поправить положение, — это россыпное золото. И Билибин, к большому неудовольствию Улыбина, направил «к черту на кулички», куда-то в верховья Колымы, целых три партии.

Улыбин, заинтересованный в «близком» золоте, не мог понять, что Билибину надо во что бы то ни стало доказать и себе и другим, что его представление о существовании в этом крае огромной золотоносной зоны правильно и что посылаемые партии смогут подтвердить или опровергнуть это представление. Улыбин, остававшийся главой приискового района, постарался «спихнуть» нас, отправив «налегке», с месячным запасом продовольствия и минимумом необходимого снаряжения, в котором не хватало очень многого, и в первую очередь обуви.

— Все получите на устье Утиной, — говорил он. — Мною дано соответствующее распоряжение.

На все три партии управление смогло выделить только сорок оленей, вымотанных до отказа тяжелыми зимними перевозками. Четыре оленя из этой группы сдохли в ночь перед отправкой в поле.

При взгляде на остальных возникала твердая уверенность, что большинство из них последует за своими предшественниками.

Делать, однако, было нечего. Надо было отправляться в путь, мы и так задержались до предела. Нам предстояло подняться по Колыме примерно на 350 километров и далее двигаться, километров пятьдесят вверх по Тенке.

Я должен был работать в бассейне Нелькобы, правого притока Тенке, Котов — по самой Тенке, на ее отрезке, расположенном выше Нелькобы, а Шаталов — в бассейне Бёрёлёха, несколько выше по Колыме.

В Нелькобинскую партию помимо меня входили прораб-поисковик В. С. Перебитюк, практик с трехлетним стажем работы на Колыме, и коллектор Г. И. Ковяткин, только что окончивший на Среднекане краткосрочные курсы коллекторов-съемщиков.

В составе партии были также промывальщик Е. И. Пульман — пожилой рослый человек, бывший старатель — и трое рабочих — демобилизованные красноармейцы Гоша Родионов, Филипп Фирсов и Миша Абтрахманов. Все трое служили в одной воинской части, вместе демобилизовались и были давними приятелями. Это были молодые, здоровые, полные энергии и задора ребята, с большой охотой и интересом отправлявшиеся в полевую партию. К сожалению, опыта таежной жизни ни у кого из них не было. Примерно такой же состав был и в двух других партиях.

Нам надо было двигаться в одном направлении, и вот 26 апреля мы все вместе выехали в дальний путь.

Весна надвигалась бурно и неукротимо. По утрам еще давали себя знать крепкие колымские утренники с температурами минус 20–25 градусов, но днем на ярком обжигающем солнце снег катастрофически быстро таял.

Мы шли по заснеженному руслу Колымы, ослепительно сверкавшему на солнце среди уже почерневших берегов.

Первая остановка намечалась в устье ключа Крохалиного, в 20 километрах от Среднекана. Здесь, около участка с оленьими кормами; находилась большая палатка с печкой, поставленная приисковым управлением для проходящих на Утиную транспортов.

Все мы, конечно, шли пешком. Олени с трудом тащили наш груз, несмотря на полузагруженные нарты. Нормальная загрузка одной нарты — 150–160 килограммов, у нас же не набиралось и сотни. Тем не менее километров через пятнадцать мы вынуждены были оставить на дороге четыре нарты, так как часть оленей совершенно выбилась из сил. Кое-как мы добрались до палатки и, пустив оленей пастись, отправились к оставленным нартам и притащили их на себе. Двадцатикилометровый переход занял у нас полных двенадцать часов. Стало совершенно ясно, что при таких темпах передвижения мы не в состоянии будем добраться до места работ и застрянем в пути.

О создавшейся положений мы через встретившегося нам оперуполномоченного сообщили начальнику управления Улыбину. От него пришло распоряжение: Шаталову вернуться обратно, а другим двум партиям продолжать путь на Утиную. Там, на прииске, нам должны выделить свежих оленей и обеспечить продовольствием.

Груз шаталовской партии был пересчитан, описан и сложен в палатке. Мы попрощались и 27 апреля на тринадцати нартах с тридцатью оленями отправились дальше.

Несмотря на то что теперь на каждой нарте находилось не более 60 килограммов, мы с большим трудов прошли за день около 20 километров, бросив по пути двух оленей. Остальные кое-как дотащились до места следующей кормежки около зимовья. Здесь мы обнаружили около двух десятков, изможденных оленей, брошенных какими-то проезжими. Выбрав наиболее крепких, мы заменили ими часть наших оленей, совершенно выбившихся из сил, и благодаря этому смогли на следующее утро продолжать путь.

Выезжали мы обычно рано, часа в четыре утра, когда небо только начинало розоветь на востоке. В это время чудесно идти по крепкому хрустящему насту, который легко выдерживает человека.

Котов и я взяли с собой в тайгу трехмесячных угольно-черных щенят Кута и Олу — брата и сестру. Я был обладателем Кута.

С утра они как угорелые носились по снегу, черными мячиками мелькая на белой поверхности реки, но к концу дня начинали уставать. Приходилось брать их за пазуху и некоторое время нести в качестве дополнительной нагрузки.

30 апреля мы добрались до устья Утиной, пройдя за пять дней немногим больше сотни километров.

Утиная — второй по времени основания прииск на Колыме. Первый прииск — Первомайский — находился на Среднекане. Летом должен был вступить в строй Оротукан, где разведочные работы на ключе Пятилетка давали очень хорошие результаты.

На Утиной нас встретили очень неприветливо. Начальник прииска, прочитав распоряжение Улыбина снабдить нас соответствующим ассортиментом продовольствия, с насмешкой заявил:

— На эти грамоты не обращаю внимания, дам то, что найду нужным. В тайге летом с голоду не помрете.

Выделить оленей он категорически отказался, и нас выручило только то, что в это время на Утиную прибыл с грузами транспорт тунгуса Зыбина, который собирался возвращаться в бассейн Бахапчи, далеко в сторону от нашего пути. Единственный шанс добраться до места работ — договориться с Зыбиным. После долгих и сложных переговоров, во время которых было выпито немало спирта, Зыбин согласился довезти наш груз до устья Детрина, впадающего в Колыму в 25 километрах ниже Тенке.