Борис Вронский - На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Слегка закусив, мы отправились на Знатный и приехали туда поздно вечером.

Передо мной стояла серьезная задача — договориться с Михаилом Петровичем об обратной доставке Алексея Николаевича на Топкий (не идти же старику, который к тому же по непростительному легкомыслию поехал в валенках, 70 километров по раскисшему пути). Ведь все мы были уверены, что Громов согласится с недельку поработать у нас.

Ехать сейчас не очень-то хорошо. Правда, по Аркагале воды пока нет, но зато в тех местах, где дорога проходит по галечным косам, снег полностью стаял и нарты волокутся по гальке. Михаил Петрович долго отнекивался, но наконец согласился еще раз доехать до Топкого, а на обратном пути к своему джу довезти до поворота моих рабочих, которых я временно оставлял у Алексея Николаевича.

Мы очень тепло простились с Михаилом Петровичем, одарили его кое-чем из своих личных вещей, и на следующее утро, забрав Алексея Николаевича, он уехал, с тем чтобы уже больше не возвращаться. Очень славное впечатление произвел на всех нас этот скромный, сдержанный и трудолюбивый сын тайги.

После отъезда Михаила Петровича пошли размеренные будничные дни. Основное внимание мы сосредоточили на разведочных работах.

С каждым днем весна все сильнее дает себя чувствовать. Вода затопляет наши шурфы и канавы. Приходится не покладая рук бороться с ней. К нашему счастью, по ночам еще потрескивают легкие, беззубые морозцы, которые на короткое время сковывают ледяными кандалами буйную вольницу весенней воды. Мы пользуемся этим обстоятельством и медленно, с трудом, но все же отвоевываем шурф за шурфом, канаву за канавой.

Приближается середина мая. Вершины и склоны гор резко почернели. В пониженных участках долины из-под жухлого снега проглядывают зеленоватые озерца воды. С крутых, обрывистых берегов с легким шуршанием скатываются крупные и мелкие камни, образуя внизу высокие валы рыхлого материала.

10 мая высоко в воздухе с веселым гомоном пролетела первая гусиная стая.

Со всех сторон раздаются веселые куропаточьи выклики. Стадный период кончился, и куропатки, разбившись на пары, представляют теперь легкую добычу для наших охотников. Куропаточье мясо стало повседневным в нашем меню. Избалованные, мы теперь с нетерпением ожидаем появления уток, а с еще большим нетерпением — тех недалеких уже дней, когда будет пойман первый хариус. Но это еще впереди, а пока ежедневно на печку ставится большая кастрюля, в которой плавает ногами вверх десяток–полтора куропаток — солидное добавление к нашему обычно однообразному, отнюдь не изысканному меню.

Наш «главповар» Иван Иванович, грязный, неряшливый и суетливый, накладывает яркий отпечаток своей индивидуальности на творимые им шедевры кулинарного искусства. Наши обеды строго стандартны и представляют собой нехитрое сочетание трех основных компонентов — супа, каши и компота. Изредка на этом сером фоне яркой вспышкой блеснет недопеченный или, наоборот, пригоревший пирог или замысловатые пельмени размером с доброе пушечное ядро. После таких редких отступлений от стандарта более слабые члены нашего коллектива дня два маются животами и производительность на разведочных работах значительно снижается.

— Не знаю, как это получается у меня, я стараюсь сделать, как бы оно лучше было, а выходит все как-то наоборот, — часто сетует Иван Иванович после очередного ляпсуса.

При всех своих недостатках Иван Иванович отличается одним серьезным достоинством — исключительной честностью. Я представляю, как «улучшилось» бы наше питание, если бы сделать завхозом хотя бы Жмурко — молодого разбитного хлопца, который в прошлом году заведовал хозяйством у Гаврилова и у которого продукты фейерверком разлетались во все стороны. Иван Иванович к партионному добру относится с должной рачительностью и строго следит за тем, чтобы мы не выходили из границ нормы.

К 20 мая все разведочные выработки были закончены. Тяжеленьки были эти последние дни, когда нас немилосердно «душила» вода. Только самоотверженная работа всего состава партии дала возможность довести дело до конца. Особенно хорошо работала одна группа — Глуханюк, Жмурко и Пилипенко, — которая с яростным азартом боролась за сохранность каждой выработки.

За ударную сверхплановую работу я объявил приказом по партий благодарность рабочим и на свой страх и риск (как отнесется к этому бухгалтерия?) выделил для наиболее старательных рабочих премиальный фонд за счет партии, в который вошли дефицитные вещи — сыр, сгущенное молоко, шоколад и папиросы. Наиболее отличившаяся группа получила по два кило сыру, по десять пачек папирос, по три банки сгущенного молока и по полкило шоколада на человека. Приказ с объявлением благодарности и особенно материальное приложение к нему были восприняты с большим удовлетворением, тем более что оказались совершенно неожиданными.

Канавными работами мы проследили пласты угля более чем на километр. Промывка же шурфов показала, что в долине Знатного есть только слабое непромышленное золото.

Закончив разведку, мы все силы переключили на строительство бараков. Особое внимание мы уделили сооружению склада. Летом все наши отряды будут работать в разных местах вдали от Знатного и охранять склад будет некому. Мы долго ломали голову, как сделать его недоступным для нежданных гостей, ежели таковые появятся. Конечно, если сюда нагрянет целая компания, то не помогут никакие ухищрения, но если случайно забредут один-два беглеца, то можно сделать так, что им очень долго придется повозиться со складом, прежде чем они проникнут в него.

После длительного и тщательного коллективного обсуждения остановились на следующем варианте: сруб делается глухой, без окон и без дверей. Сбоку выпиливается косым срезом, расширяясь внутрь, часть стенки барака, которая соединяется поперечинами и может откидываться внутрь как единое целое, образуя потайную дверь. Изнутри она подпирается толстой жердиной, от которой идет вверх веревка. Конец веревки прячется в потайном месте в углу барака, у выпиленного около крыши отверстия, которое маскируется деревянной пробкой. Открыть дверь можно только при помощи этой веревки, приподнимающей запорную жердь. Для маскировки в разных местах всех четырех стенок склада делаются фальшивые врезы, так что определить, где находится настоящая прорезь, довольно мудрено. Во всяком случае, для того чтобы проникнуть в склад «нахрапом», надо основательно потрудиться, так как крышу мы делаем двойную — с потолком из бревен и скатом из жердей. Все это плотно пригнано «в шип», покрыто корой и засыпано толстым слоем земли и галечника. Система весьма сложная и довольно фундаментальная.