Борис Вронский - На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Давно уже не приходилось нам так сытно ужинать. Мухолкан не баловал нас, да и работа не давала возможности заняться как следует «отхожим промыслом». Большую часть времени нам приходилось проводить на водораздельных участках, где, как известно, рыба не водится. Животный мир там очень беден. Глухарей и рябчиков мы ни разу не встретили, даже куропатки попадались очень редко. На днях нам пришлось даже — какой позор! — отнять куропатку у ее законного владельца — горностая.

Наступил вечер. На галечной отмели запылал огромный костер, и вскоре, лежа на теплом ложе в нашей палаточке, мы мирно готовились отойти ко сну. Снаружи над тайгой нависла морозная августовская ночь. В темном небе половиной каравая повис желтый полудиск огромной луны, со всех сторон осыпанный крупной солью созвездии. На западе бледно-розовыми отсветами догорала холодная заря, и на ее фоне резко выделялись четкие угольно-черные силуэты далеких гор. Около палатки неугомонно журчали звонкие струйки болтливого Худжаха. Гриша, напуганный моими рассказами о Колымских порогах, через которые нам вскоре предстояло плыть, спрашивал, нельзя ли их как-нибудь обойти пешком.

— Эх ты! — с укоризной обратился Иван Иванович к Грише. — Я вот с Борисом Ивановичем ничего не боюсь. Скажи он мне: Иван Иванович, давай поедем с тобой за десять тысяч километров куда-нибудь, где нам, может быть, даже погибнуть придется, так я сразу соглашусь. Я с Борисом Ивановичем куда хочешь пойду.

— Да, — мрачно вымолвил Борис Иванович, — а помнишь, как я тебя звал как-то купаться? Так ты небось отказался, побоялся холодной воды. Пускай, дескать, Борис Иванович купается, а я на бережку посижу, на солнышке погреюсь. А теперь треплешься, что за десять тысяч километров готов отправиться с Борисом Ивановичем. Кто тебе поверит?

— Борис Иванович, — с азартом произнес Иван Иванович, — хотите я с вами сейчас выкупаюсь?

— Гм, — ехидно сказал Борис Иванович, — а ведь это идея. Почему бы нам действительно не выкупаться? — Гриша захихикал. Иван Иванович с тревогой взглянул на Бориса Ивановича.

— Ну что же, пойдем искупаемся. Это ты славно придумал. Перед сном неплохо освежиться, тем более что ночи стоят теплые, сейчас не больше двух градусов мороза. — И Борис Иванович, захватив полотенце, вылез из палатки.

Холодная колымская ночь обжигающе куснула его тонкими иголочками легкого морозца. Он быстро разделся и кувыркнулся в омуток. Иван Иванович, стоя на берегу, мрачно снимал портки.

Борис Иванович ящерицей переплыл омуток, вернулся обратно и, беззвучно лязгая зубами, стал торопливо одеваться.

Раздевшийся Иван Иванович решительно полез в воду, забрался до колен, шлепнулся раза два толстым седалищем по дрожащей, искрящейся от лунного света поверхности реки, брызнул себе на пуп пригоршню воды и, тонко, по-бабьи взвизгнув, стремительно вылетел на берег.

Гриша, высунув из палатки кудлатую голову, с любопытством наблюдал за происходящим.

— Ну что, Гриша, а? Не подзашел ведь я? А ну, скажи словягу! — хвастался в палатке Иван Иванович, очень довольный тем, что доказал на деле свою готовность ехать с дорогим Борисом Ивановичем за десять тысяч километров в неведомые края.

Такими невинными развлечениями разнообразилась наша жизнь, с утра до позднего вечера заполненная работой, работой, работой. Если бы не она, властно захватывающая и заполняющая сознание, тяжеленько пришлось бы психике. Иногда взвыть хотелось от ощущения одиночества, от бесконечных рассказов Гриши о сомнительных прелестях калужских девиц или от повествований Ивана Ивановича о тайнах киевской колбасной фабрики.

Сентябрь встретил нас длительной непогодью. Просидев пару дней на вершине сопки, окутанной густым, непроницаемым туманом, и подсчитав количество оставшихся у нас продуктов, я решил, что стоит прервать на два-три дня работу и «сбегать» на Знатный сменить обувь и запастись продуктами. До Знатного каких-нибудь 25–30 километров, и это расстояние придется идти без съемки, которая в таком тумане невозможна. Мы устроили царственный завтрак, поглотивший почти все наши продукты, и в густой туманной мгле бодро зашагали по направлению к нашей маленькой столице.

На Знатном никого не было. В бараке лежала записка. Светлов просил срочно прийти на устье Кадыкчана. Там меня ждет приехавший из Хатыннаха геолог.

На устье Кадыкчана мы пришли поздно вечером, усталые, иззябшие, голодные и мокрые. В палатке Светлова сидел незнакомый мне человек с узким, несколько болезненным, лицом, окаймленным небольшой рыжеватой бородкой. Мы представились друг другу. Незнакомец оказался геологом-угольщиком Е. В. Некипеловым, который приехал три дня назад, чтобы ознакомиться с угольным месторождением. Он только недавно прибыл с «материка» и получил назначение в Северное горнопромышленное управление, откуда Вознесенский сразу послал его сюда. Некипелову придется возглавлять разведочные работы, которые начнутся этой осенью. Он уже осмотрел Знатненское месторождение и теперь знакомится с Кадыкчаном. Район ему нравится, и он с удовольствием будет работать.

Несмотря на усталость, беседа наша затянулась до четырех часов утра. Приятно встретиться в глухой таежной обстановке с «собратом по оружию», хотя и несколько иного профиля.

Надо отдать должное Дальстрою. Это изумительная организация, оперативности которой могли только завидовать «материковые» предприятия. В прошлом году было обнаружено месторождение, а уже этой осенью Дальстрой приступает к широкому развороту разведочных работ. На «материке» ушло бы минимум два года на сложную процедуру увязки и утряски этого вопроса с целым рядом бюрократических инстанции. Или другое: в прошлом году геолог И. И. Галченко обнаружил золото в бассейне Индигирки, и вот через несколько месяцев ведется изыскание трассы в этот район — трассы, которая идет мимо нашего угольного месторождения. В этом огромная заслуга начальника Дальстроя Э. П. Берзина, который как бывший военный, действует по-военному, не теряя ни минуты времени.

Приезд Некипелова очень обрадовал нас. Мы передавали Аркагалу в руки разведчиков, причем передавали спокойно и уверенно. Незадолго перед этим, во время очередной встречи со Светловым, — мы осторожно, с тщательным учетом всех обстоятельств, подсчитали минимальные запасы угля на обоих участках. Получилось неплохо — около 150 миллионов тонн. (Впоследствии, после проведения детальных разведочных работ, цифра запасов увеличилась в несколько раз — это уже не месторождение, а небольшой каменноугольный бассейн.)

Мы могли быть также довольны и результатами поисковых работ на золото. Кроме Контрандьи и верховьев Худжаха золото было установлено в верхнем течении Аркагалы. Успенский, закончив опробование бассейна Мяунджи, подтвердил данные прошлого года и обнаружил еще несколько новых золотоносных ключей.