Борис Вронский - На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Приближался вечер. Мы добрались до последнего неосмотренного обнажения. Это был береговой обрыв протяженностью около десятка метров, сверху густо поросший низким лиственничным лесом, среди которого выделялось несколько высоких деревьев.

Здесь я решил немного отдохнуть и перекусить. Неподалеку от обнажения была восхитительная полянка, покрытая густой, сочной травой. Я расседлал в спутал Серко и пустил его пастись, быстро развел костер, подвесил котелок с водой и отправился осматривать обнажение. Ружье я сначала хотел оставить около костра, но, помня старое таежное правило «не расставайся в тайге с ружьём», повесил его на плечо и медленно пошел к обрыву.

Идти нужно было по пологому увалу, покрытому завалами лесного хлама, который сильно мешал ходьбе. Пройдя метров восемьдесят, я решил спуститься к воде и… буквально нос к носу встретился с большой медведицей, которая поднималась на увал. Сзади нее ковыляли два медвежонка.

Увидев меня, медведица отбежала шагов на двадцать, встала на дыбы и с угрожающим фырканьем, подняв кверху когтистую лапу, каким-то танцующим поскоком стала быстро приближаться ко мне. Оба медвежонка, как будто вздернутые веревкой, моментально взлетели на высокую лесину.

Левый ствол ружья был заряжен самодельной круглой пулей, которая и подвела меня. Вместо сердца, куда я целился, пуля попала медведице в плечо. Она отшатнулась, рявкнула и бросилась на меня. Я выстрелил вторично почти в упор, на этот раз дробью. После второго выстрела медведица метнулась в сторону, дав мне возможность, перезарядить ружье. Через мгновение она вновь с хриплым взрыком, оскалив пасть, бросилась на меня, но, получив почти в упор пулю, отскочила назад и после еще одного выстрела исчезла в кустах. Все это разыгралось в течение нескольких минут. Преследовать медведицу я не решился. Откровенно говоря, я немного побаивался, как бы она не передумала и сама не повторила попытку напасть на меня. Однако нервы ее, по-видимому, сдали. Вокруг все было тихо и спокойно.

Я вспомнил о медвежатах. Они в это время проворно спускались вниз по стволу. Один из них успел соскочить на землю и моментально исчез в кустах. Второй, видя мое приближение, испуганно рванулся вверх и через мгновение был на самой верхушке дерева. Я выстрелил в него пулей — он взвизгнул и еще крепче прижался к верхушке.

Странное это чувство — охотничий азарт, темный пережиток древнего прошлого. Совсем мне не нужен был этот несчастный маленький медвежонок, но я в разгоряченном состоянии, не совсем еще придя в себя, тщательно прицелился и вновь выстрелил, на этот раз крупной дробью. У меня оставался только один пулевой заряд, и я не решился потратить его.

После выстрела медвежонок, сверх ожидания, камнем свалился с лесины и, тяжело ударившись о землю, остался лежать неподвижно. Одна из дробин попала ему в висок около уха, и, когда я его поднял, он был мертв — вероятно, и от раны, и от удара о землю: как-никак он свалился с высоты около тридцати метров. Весил он добрых полтора пуда.

Тяжело дыша, я спустился вниз к обнажению и сел закурить. После нервного напряжения наступила реакция. Я чувствовал себя каким-то опустошенным.

Немного отдохнув и придя в себя, я принялся за осмотр и описание обнажения. Вряд ли это было сделано с должной тщательностью.

Взвалив медвежонка на плечи, я направился к полянке. Костер потух, вода в котелке выкипела больше чем наполовину.

Оседлав Серко и привязав его к дереву, я попытался привьючить к седлу незадачливого медвежонка. Это оказалось не так-то просто. Грива у Серко вздыбилась, глаза налились кровью, он запыхтел, зафыркал, забился, всем своим видом показывая испуг и крайнее отвращение.

С большим трудом удалось мне привьючить медвежонка сзади седла, уложив его на круп Серко. Не чувствуя запаха ненавистного врага, Серко успокоился и торопливо зашагал по направлению к дому. А тем временем из-за плоской залесенной горы выплыла огромная темная туча, которая, испуская свирепое рычание, стала постепенно приближаться. Серко получил приказ перейти на аллюр «три креста», что он и сделал с величайшей охотой. Беглым спортивным шагом, наклонив голову и раздувая ноздри, он быстро приближал меня к спасительному стану. Однако его честные конские ноги были не в состоянии состязаться с быстро надвигавшейся тучей, которая с радостным рыком нагнала нас и стала усиленно поливать обильными потоками дождя. Выплюнув нас, мокрых и иззябших, из своего холодного чрева, она с утробным раскатистым рычанием поползла дальше в поисках новой жертвы.

Стемнело. Окрестности затянуло густым туманом. Вокруг расстилалась мрачная болотистая пустыня. Царила зловещая тишина, нарушаемая тонким пронзительным воем голодных комаров.

И вот в этой мрачной западне, усеянной волчьими ямами провалов, трясин и рытвин, Серко развернул свои таланты природного следопыта. Быстрой уверенной поступью, кряхтя и пофыркивая, несся он темной тенью по кустам, зарослям и кочкам вперед и вперед.

Мы несколько раз перебредали Худжах, и каждый раз в хмуром полумраке позднего вечера я видел на песчаных отмелях отпечатки конских копыт: Серко неукоснительно шел по своим старым следам. Вернулись мы домой уже глубокой ночью. Разговоров было больше чем достаточно.

В верховьях Худжаха работа подходила к концу. Оставалось исследовать его крупный правый приток Мухолкан. На это у нас ушла целая неделя.

Мухолкан не порадовал нас присутствием драгоценного металла, зато в его верховьях мы увидели незабываемо своеобразный ландшафт. Здесь когда-то вдосталь поработали ледники, придав рельефу совершенно фантастический вид.

Широкие безлесные, сильно заболоченные долины без всяких перевалов переходят одна в другую. По ним тонкими серебряными ниточками, лишенные притоков, тянутся многокилометровые ключи.

В своих верховьях они протекают в огромных каменистых желобах-трогах, соединяющихся друг с другом сквозными долинами, в которых растерявшаяся вода не знает, в какую сторону ей течь, к какому ключу присоединяться.

Вблизи розовеет на солнце могучий гранитный массив Тен-Мари, — первоисточник всех этих несуразностей. Огромной каменной массой уперся он в голубое небо, весь изрезанный морщинистыми распадками, круто сбегающими с его голых, без единого кустика каменистых склонов. А вокруг осьминожьими щупальцами раскинулся сложный лабиринт долин, в которых верховья ключей, как змеи, — кусают друг друга, так что и не поймешь, где кончается один и начинается другой.

Здесь призрачными тенями бродят души умерших ледников. Совсем недавно (в геологическом, конечно, смысле) эти ледники огромными языками сползали с повышенных участков, выпахивая в горных породах глубокие корытообразные долины — троги.