Борис Вронский - На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

С плота несколько раз пытались перебросить стоящим на берегу веревку, но она была коротка и до берега не доставала.

На полпути между берегом и плотом из-под воды слегка выступала сглаженная поверхность огромной гранитной глыбы. На эту глыбу мы с трудом перебросили большую жердину, по которой я перебрался на нее, едва не кувыркнувшись в воду. За мной последовали Глуханюк и Светлов. Отсюда до плота оставалось около семи метров, и пострадавшие после неоднократных попыток наконец перебросили нам с плота веревку.

Ну ладно, веревка у нас в руках, а что делать дальше? Мы попробовали сдвинуть плот — куда там, и думать нечего, он словно прикипел к камню. А команда плота совсем очумела. Бывают у людей такие минуты, когда они буквально голову теряют. Им, вероятно, чудилось, что плот вот-вот развалится и они будут унесены волнами. Кое-как мы поняли (слов из-за рева воды не было слышно), что они умоляют нас перетащить их на берег.

Мы изо всех сил натянули веревку, и один из пострадавших ухватился за нее, соскользнул в воду и с искаженной от страха и холода физиономией, болтая в воде ногами, которые течение сразу отнесло в сторону и поставило почти горизонтально, перехватываясь руками по веревке, наконец добрался до нас. За ним таким же путем перетащили другого.

Ребята, стоявшие на берегу, успели за это время перекинуть на нашу глыбу еще одну жердину, так что получилось нечто вроде жиденького мостика, по которому потерпевшие кое-как добрались до берега.

На плоту остался только капитан. Лицо его выражало полное отчаяние, взгляд был какой-то дикий, бессмысленный, движения растерянные, некоординированные: то наденет, то снимет полушубок, то отвяжет, то привяжет свою полевую сумку, то мечется по плоту, то застынет на месте. Вдруг, махнув рукой (пропади оно все пропадом!), Алексей Николаевич схватился за веревку и по примеру своей команды бултыхнулся в воду. Тяжеленько пришлось ему. Видно было, как он, напрягая все силы, еле-еле перебирал руками, медленно продвигаясь вперед. Около глыбы, на которой мы находились, руки старика разжались, и его чуть не унесло. Мы едва-едва успели схватить его и вытащить.

Итак, команда спасена. Остается плот, на котором находятся все имущество и полевые материалы начальника поискового отряда. От одного из наших плотов отвязали веревку — толстый канат из манильской пеньки и связали его с концом, переброшенным с плота. Все выбрались на берег раздалась сакраментальная певучая команда: «Раз, два, взяли!», и все пятнадцать человек, враз рванув канат, кубарем покатились по берегу: канат лопнул, ни на сантиметр не сдвинув плота.

Пришлось по-иному разрешать эту сложную проблему. На нашу глыбу мы кое-как перетащили жердину, которую после долгих усилий удалось одним концом забросить на плот. Таким же путем туда перебросили другую. По этим тонким гнущимся жердочкам, почти касаясь воды, мы с Глуханюком перебрались на плот. За это время на глыбу был уже проложен целый мостик из нескольких жердин, связанных одна с другой. Наши две жердины также были крепко привязаны к этому мостику. Затем на глыбу была перетащена лодка, которую переместили на жердины, так что получился своего рода мост с глубокими бортами. Лодку крепко привязали и, пользуясь этим мостом, начали переброску груза: сначала — на глыбу, а затем — на берег.

С плота сняли все, вымокнув при этом до нитки. Нельзя сказать, чтобы в октябре, да еще на Колыме, это доставило удовольствие.

…Вечер тихий, безветренный. Идет крупными хлопьями густой снег… Завтра нам опять придется мокнуть на порогах. Невольно берет досада на Алексея Николаевича. Он же, отогревшийся и обсохший, сияет, как новый двугривенный, рассказывая о своих переживаниях. На следующий день мы поплыли дальше, распределив потерпевших кораблекрушение по другим плотам.

Остальные пороги проплыли благополучно, хотя на последнем, пятом, мне и моей команде пришлось как следует вымокнуть. Наш плот в одном месте зарылся носом в основание волны, которая всей своей массой обрушилась на нас. Ударом волны меня сшибло с ног. Веревки, сдерживающие груз, лопнули, и он примерно на метр переместился вдоль плота, столкнув в воду Светлова. К счастью, тот успел ухватиться за край плота и таким образом, мертвой хваткой вцепившись в него, закончил путешествие через порог.

Весь наш груз оказался в целости, за исключением ружья нашего пассажира, которое безвозвратно исчезло в зеленой пучине пятого порога. Это была своего рода плата за проезд. Остальные плоты проплыли более благополучно, и команды их закончили плавание полусухими.

Оставшаяся часть пути была проделана без всяких приключений, и 4 октября мы подплыли к месту, где велось строительство моста через Колыму. Отсюда на автомашинах мы доехали до Хатыннаха.

Полевые партии 1936 года дали очень много нового и в изучении геологического строения обширной территории Колымского края, и в выявлении полезных ископаемых. Было найдено много новых золотоносных и оловоносных площадей, значительно увеличивших резервный фонд Дальстроя: здесь в дальнейшем должны будут развернуться разведочные работы на золото и олово.

Партия Е. Т. Шаталова подтвердила, уточнила и расширила данные геолога И. И. Галченко относительно перспективной золотоносности в бассейне Индигирки, которая становилась одним из первоочередных районов для исследования.

Геолог А. Л. Лисовский и прораб З. А. Арабей обнаружили золото в правом притоке Бёрёлёха — речке Чай-Юрье. Впоследствии разведочными работами здесь было выявлено Чай-Юрьинское месторождение россыпного золота — одно из крупнейших и богатейших на Колыме.

Были и печальные новости. Трагически погиб геолог С. Е. Захаренко — наш общий любимец Фимыч. Он с прорабом Нубилковым и рабочим задержался на работе в тайге и в середине октября отправился обратно на базу Омолонской экспедиции, в составе которой находилась его партия. Возвращались они уже по снегу. Продукты у них были на исходе. Однажды под утро рабочий сбежал от них, захватив с собой остатки продуктов. Фимыч и Нубилков умерли в тайге от голода и истощения, не дойдя каких-нибудь тридцати километров до базы экспедиции. Скупые слова дневника, обнаруженного в полевой сумке Фимыча, рассказали о трагедии.

О смерти Фимыча мы узнали на Первой Всеколымской геологической конференции. Конференция состоялась в середине ноября 1936 года в поселке Оротукан — центре Южного горнопромышленного управления. Это было большое событие в геологической жизни Дальстроя. Были подведены итоги пятилетней работы геологов в системе Дальстроя.

Итоги эти были более чем положительными.

Прогнозы Билибина блестяще подтвердились. Намеченный им обширный золотоносный пояс был реально прослежен полевыми партиями на протяжении свыше 600 километров при ширине до 80 километров. Была полная уверенность, что дальнейшие работы значительно расширят границы этого пояса.