Игорь Сорокин - Покорение высоты

Кондратюк тем временем доводил свои электроагрегаты до мощности 5 тысяч киловатт каждый. В них все было поставлено с ног на голову, но изготовленные модели надежно работали. Юрий Васильевич Кондратюк строил свои двигатели на основе никитинского расчета гармонии ветровых нагрузок.

Когда Кондратюк представил на суд Николая Никитина готовую модель своего двигателя, тот долго крутил ее в руках и вдруг предложил заменить четыре лопасти одной с противовесом. Даже Кондратюк с его космической фантазией опешил: пропеллер с одной лопастью?! Они лихорадочно принялись за расчеты, и у обоих получилось, что при достаточно сильном напоре ветра крутящий момент не уменьшается, а быстро вырастает до критических для всей конструкции пределов… Но вскоре восторг сменился унынием: где взять сверхпрочный не устающий материал, как усилить прочность бетонного ствола башни? Ведь агрегаты, а за ними и вся станция могут пойти вразнос! «Нет! Эта идея слишком безумна!» — решил Кондратюк. Никитин не стал настаивать, срок сдачи проекта был уже недалек, и на коренную переделку всей работы просто не оставалось времени.

Между тем от служебных обязанностей их никто не освобождал. Днем Кондратюк проектировал элеваторы, Никитин конструировал бетонные балки, а по ночам в сизом тумане табачного дыма они вычерчивали узлы ветроэлектростанции, описывали принципы ее работы, составляли техническое задание для строителей, которым, может быть, придется строить их ветряк на Ай-Петри.

По условиям конкурса проект следовало отправить под девизом, и они выбрали себе одно имя на двоих — Икар. Ценная бандероль ушла в Москву. Никитин сразу забыл о ней, а Кондратюк уехал в срочную командировку. Не было напряженных ожиданий, не было и горячих надежд. Но осталось доброе чувство единения двух раскрепощенных, озаренных творчеством умов.

Проект Крымской ветроэлектростанции на Ай-Петри. 1932 г.

Каково же было их удивление, когда вместо ответа они получили срочный вызов в Москву. О том, что на конкурсе их проект получил первое место, в вызове упоминалось вскользь, как будто это разумелось само собой. Их вызывал к себе председатель экспертной комиссии ВСНХ академик Борис Григорьевич Галеркин.

Для Кондратюка вопроса, ехать или не ехать, просто не существовало, в то время как для Никитина, тесными узами связанного со своей семьей, сняться с насиженного места было делом нелегким. Семья его бедствовала многие годы и теперь с его помощью начала чуть-чуть выкарабкиваться из нужды. Никитины еще не успели привыкнуть к тому, что не надо разрываться между тем, чтобы сменить мешковатое, с отцовского плеча пальто, которое донашивал Николай Никитин, или закупить на зиму впрок дров и капусты.

Все решило материнское слово Ольги Николаевны. Несмотря на усиленные возражения отца, с которым она чаще всего торопилась соглашаться, мать на этот раз потребовала от Николая быть предельно честным перед самим собой, отбросить все суетное и мелкое, ответить самому себе: чувствуешь ли ты, что твоя судьба там? Есть ли надежда, что в Москве ты будешь счастлив?

Николай угрюмо молчал.

— Я вижу, что ты боишься думать о себе одном. А ты подумай; не ставить на первое место долг перед нами, я понимаю, тебе трудно. Но когда-то это надо делать. Мы прожили, а твоя жизнь, может быть, еще и не началась. Нам бы с отцом не хотелось мешать твоей судьбе. Ты хочешь поехать? — Николай кивнул, не поднимая глаз. — Поезжай. Живи с легким сердцем. С нами Валентина останется, да и сами мы еще крепкие. — И мать обняла сына за плечи.

Вечером пришел Юрий Васильевич, и друзья надолго заперлись в комнате Николая. Кондратюк посоветовал взять с собой чертежи конструкций, над которыми в последнее время работал Никитин. Новые конструкции предназначались для здания Новокузнецкого крайисполкома. Это Антонина Пирожкова, ставшая строителем первой кузнецкой домны, прислала ему заявку разработать конструктивную основу главного общественного здания молодого города. Видимо, в ней еще теплилась надежда привлечь Никитина к великой сибирской стройке.

Архитектор этого объекта А. Д. Крячков был бесконечно благодарен Никитину за то, что конструктор бережно сохранил архитектурное решение проекта и сумел с помощью железобетона не перегрузить, а облегчить креатуру административного здания.

Кондратюк настоял и на том, чтобы Никитин взял с собой эскизы проекта Новосибирского вокзала, о котором Николай даже не хотел вспоминать.

Немалые надежды возлагал Кондратюк на их проект шахтного копра, выполненного в скользящей опалубке, которая позволяла сделать процесс бетонирования ствола шахты непрерывным, скоростным и экономичным.

Когда они укладывали чертежи в случайную папку из-под нот, ни тому ни другому не приходило в голову, как много преуспели они в своем изобретательстве. Но даже если бы знали они, что все плоды их прокуренных и таких плодотворных ночей останутся лишь потенцией, отнесенной во времени на три десятка лет, что Кондратюку не удастся дожить до свершения хотя бы одной из своих идей и прижизненными его творениями останутся разбросанные по всей Сибири элеваторы да заросший травой бетонный фундамент на Ай-Петри, то и тогда они, наверное, отправились бы в свой путь хотя бы затем, чтобы мир живой мысли, заставляющий людей на разных континентах биться над одними и теми же проблемами и независимо друг от друга совершать одни и те же открытия, чтобы этот мир включил в золотой фонд идей плоды их инженерной мысли.

В старинном здании Российской академии наук им показалось, что жизнь, которой жила суетливая и горластая Москва, замерла. В мраморных коридорах было почти холодно, хотя на дворе стоял июль.

Они сидели в плюшевых креслах с лоснящимися подлокотниками и мучились от желания выбраться на улицу покурить. Прыткий молодой человек с проясняющейся в пушистых волосах ранней плешью выбегал к ним каждые пять минут из-за дубовой двери и, вкладывая в голос всю сердечность, на какую был способен, просил их не удаляться, что вот сейчас… Но это «сейчас» все длилось и длилось. И когда дверь притворилась в очередной раз, они встали и на цыпочках вышли из приемной. Никитин предложил уйти совсем, да и Кондратюк не горел желанием дальше испытывать свое терпение.

Ослепительное солнце ярилось в небе, источая из политой клумбы белый пар. Розы разливали густой женственный запах. Покуривая, они глядели по сторонам, соображая, куда бы им направиться. Но дверь раскрылась, к ним выбежал беспокойный секретарь и стал хватать их за руки.