Игорь Сорокин - Покорение высоты

И Никитин коротко рассказал, как железобетонные арочные конструкции подняли свод Новосибирского вокзала и держат его до сих пор.

— Так это были вы? — удивленно протянул Руднев. — Стало быть, теперь вы решили действовать осторожнее, но беспощадней? Хотите, чтобы архитектура пошла к вам на поклон?

— У меня никогда не было таких целей и, надеюсь, что не будет. Просто у архитекторов своя работа, а у меня — своя. Разная специализация при единстве общей цели. Свою цель я вижу в том, чтобы раскрыть возможности архитектуры здания с помощью новых конструктивных схем. С двух сторон — от художественного образа и от конструктивной схемы мы вместе должны идти к современному проектированию.

— В чем же вы видите принципы этого «современного проектирования»?

— Прежде всего в правильном понимании композиции и в четком представлении перспектив…

— Что же вы тогда оставите искусству архитектуры?

— У искусства ничего отнимать нельзя. Архитектура сама превращается в деятельность, направленную на перспективное развитие социальных потребностей людей.

Наша конструкторская роль здесь вторична, но без нее современной архитектуре уже не обойтись. Мы изобретаем и испытываем строительные конструкции и детали, создаем конструктивные схемы, но одухотворяет их и дает им полнокровную жизнь архитектурный художественный образ. Конструктор, по-моему, друг и партнер архитектора, а совсем не разрушитель художественных форм. Я уверен, что, приглядевшись к существу нашей работы, архитектура получит множество непредсказуемых возможностей.

Академик оживился, словно услышал собственные мысли, облеченные в четкие формулировки.

— Если бы мои коллеги умели так же мыслить, мы бы не топтались на месте… Хотя должен вам сказать, что лично я конструктивизм не жалую. Не люблю.

— Но мы же о разных вещах, наверное, говорим. Вы о направлении в архитектуре, а я о технологии раскрытия возможностей современной архитектуры. У меня и в мыслях нет подменять искусство архитектуры железобетонной геометрией.

Никитину показалось, что Лев Владимирович не слышал его объяснений, думал о чем-то своем, отвлеченно взглядывал на него из-под круглых очков и сосредоточенно теребил свою докторскую бородку чеховских времен.

— Я думаю, — медленно сказал Руднев, — вам надо передвигать свои творческие интересы ближе к подлинной архитектуре, к архитектурному поиску. Здесь на МГУ вы утвердили себя фигурой не менее высокой, чем члены авторского коллектива. Некоторым это не очень нравится. Они прощают вам лишь потому, что вы архитектор по образованию. — Руднев на минуту задумался. Никитин напряженно молчал в ожидании его слов. — Знали бы вы, Никитин, как нужны нашей Академии архитектуры люди с вашим способом мышления! Многим одаренным людям кажется чуть ли не предательством переход к новым архитектурным формам. Мне думается, что вы смогли бы помочь нам утвердить и раздвинуть эти формы, наполнить их высотой и воздухом. По правде говоря, у меня еще не было помощников, умеющих так точно схватить главную идею постройки. Знаете ли вы, что вы сделали? Вы не только поставили наш университет на прекрасный фундамент, вы дали зданию возможность свободно дышать!

Никитинские коробчатые фундаменты подводились под всю шестерку первых высотных зданий Москвы. Эти монументальные сооружения были мощным шагом советских строителей, покорявших новые для себя высоты. Они по-своему красивы, они даже страдают излишней красивостью, как бы пытаясь перещеголять своим внешним видом затейливую узорчатость русских теремов.

Высотное здание на площади Восстания стоит на никитинском фундаменте

Пространственно-связевые системы каркасов этих зданий, установленные на жесткий фундамент, придают каждому зданию монолитность и надежность на века.

На университетском комплексе еще шли отделочные работы, а перед Никитиным была уже поставлена новая задача — разработать несущие конструкции для Дворца культуры и науки в Варшаве.

Никто не собирался освобождать его от работы на МГУ, пока объект не будет завершен полностью, и Николаю Васильевичу пришлось не то что раздвоиться, а растроиться. Ведь в период строительства университета он уже был занят на двух фронтах — МГУ и Промстройпроекте, где он числился ведущим конструктором.

Начало пятидесятых годов было для Никитина одним из самых горячих периодов в его творческой судьбе.

В Промстройпроекте, или, как звал его Никитин, ПСП, ни одна работа не была похожа на другую. Их связывала лишь общая цель — беспрерывно создавать новые строительные конструкции для промышленных зданий и сооружений. Разрабатывались и тут же шли на испытательный полигон не виданные прежде большепролетные балки, железобетонные пояса-фермы с металлической затяжкой (позже эти затяжки назовут анкерными болтами), новые панели перекрытий для заводских цехов.

Задачи ставились самые разнообразные. Большой удачей сам конструктор считал разработку нового типа волнистых асбестоцементных плит, из которых до сих пор строят амбары, зерновые склады шатрового типа, промышленные галереи, градирни, ангары для самолетов. Старые плиты применялись прежде лишь для кровли деревенских домов, они были недолговечны и хрупки.

Разработанный Никитиным оптимальный профиль асбестоцементных плит превратил их из «сельского шифера» в надежный строительный материал для промышленных сооружений. Николай Васильевич разработал конструкцию этих плит, «найдя функциональную зависимость между длиной, высотой волны и толщиной плиты». Но полевые испытания показали, что и новые плиты расслаиваются, трещат и ломаются, несмотря на их повышенную прочность, если их применять для кровли горячих цехов. Но именно это и было их главным назначением — горячий цех.

Начались многочисленные опыты, которые Никитин проводил на испытательном стенде собственной конструкции. Он искал причины коробления плит, а когда нашел, не стал насиловать природу асбестоцемента, а, напротив, стал всматриваться в нее, стремясь понять ее загадки. Прочный негорючий материал, каким был асбестоцемент, предназначенный для металлургических заводов, должен был подчиниться своему назначению. Плиты тем временем трещали и ломались в самых неожиданных местах, но виной тому оказались не они сами, а жесткие узлы крепления их к кровельным балкам и друг к другу. Стало быть, нужно как-то по-новому наводить крышу на здание. Идя вслед за природой материалов, Никитин предоставил асбестоцементным плитам возможность свободно деформироваться. Задача — повысить прочность трансформировалась в другую: как снизить величину возникающих внутри плиты напряжений, как повысить ее «степень свободы»? И тогда начались поиски нового способа крепления плит.