Игорь Сорокин - Покорение высоты

Первое заседание совета было назначено на 17 июня 1961 года. Именно к этому времени конструктор предполагал завершение строительства, которое толком еще и не развернулось.

Нарушив свой больничный режим, Николай Васильевич выезжает в Академию строительства и архитектуры, в свою академию, где он состоит членом-корреспондентом.

В глубине души теплится надежда, что в академической аудитории он найдет достаточное число сторонников своего проекта, который совсем недавно так дружно был одобрен здесь в этих стенах, где царит атмосфера согласия между двумя началами зодчества — художественным и инженерным. Но продолжало смущать название совета, заданность этого названия — прочность. Значит, об этом предстоит разговор и ни о чем другом.

Увидев членов совета, Николай Васильевич воспрянул духом. Здесь были признанные мастера строительного искусства, архитекторы и ученые, лидеры и авторитеты высотного строительства.

Заседание было назначено на 9 часов, но все заблаговременно уже собрались здесь — чувствовалась общая заинтересованность в судьбе башни. Никитин смело подошел к профессору Пастернаку, справился о самочувствии и, услышав в ответ: «Спасибо. А вы?» — сказал:

— В моей истории болезни будет записано, что вы ее виновник. — Профессор, пожав плечами, отошел. Тут последовало приглашение в зал заседаний. Николай Васильевич вошел последним.

За длинным прямоугольным столом, накрытым традиционным зеленым сукном, уже расселись члены совета. Николай Васильевич оглядел присутствующих и, поймав на себе множество острых, любопытных взглядов, понял, что именно сегодня состоится главное сражение за башню.

Председательствовал академик архитектуры Всеволод Николаевич Насонов, которого Никитин знал как одного из авторов проекта МГУ, Дворца культуры и науки в Варшаве, спортивного комплекса в Лужниках. С первых же слов Насонова Николай Васильевич почувствовал, что председатель совета не на его стороне. Но это обстоятельство заставило его еще больше сосредоточиться, сконцентрировать внимание и собрать силы на борьбу.

В самом начале было зачитано заключение строительной комиссии с уже известным выводом: проект башни требует коренной переработки, главные претензии предъявлялись к фундаменту.

Слово предоставлено Никитину, но он не торопится говорить, не спешит убеждать в своей правоте, он пишет на доске цепочки формул, приводит расчеты и лишь потом приступает к пояснениям.

Оказалось, что все время, проведенное им в больнице, конструктор невольно «прокручивал» в сознании все те условия, которые могли бы привести башню к опрокидыванию, или кручению, как принято говорить у строителей. И именно находясь в больнице, он нашел новые аргументы, которые решил продемонстрировать здесь. Обозначив крутящий момент башни как постоянную величину, Никитин начинает обстраивать этот момент силами сопротивления, которые он заложил в узлы фундамента, шлема-основания, во всю конструкцию башни. Но коль скоро жало критики было направлено отдельно на фундамент, конструктор выделил его как основной узел, замыкающий на себе все связи конструктивной системы башни. Никитин раскрыл особые качества фундамента и убедительно доказал, что его фундамент надежнее всякой другой конструкции. Соединив результирующие силы работающего на сжатие фундамента, конструктор показал, что беспокойство строителей о кручении фундамента под тяжестью башни весом 30 тысяч тонн не обоснованно. Фундамент способен выдержать значительно большие нагрузки. У него почти двойной запас прочности.

Конструктор предельно корректен, ясен и краток в своих объяснениях, но его голос становится настойчивым, когда он переходит к выводам. Никитин просит членов совета воздержаться от умозрительных оценок, он настоятельно требует технически аргументированной критики, а не общих интуитивных соображений.

И здесь впервые до слуха Никитина доходит слово, которое много раз готово было сорваться с его языка, и это слово произносит не он сам, а профессор А. Р. Ржаницин: «Перестраховка».

После Ржаницина выступил строитель мостов и тоннелей профессор А. Ф. Смирнов. Своим выступлением он резко отбрасывает обсуждение в сторону и настолько усугубляет положение, что Никитину уже кажется напрасной даже малая надежда на успех. Профессор Смирнов долго говорит о том, что, чем больше мы строим мостов, тем строже предъявляем к ним требования. Вместе с приобретением опыта расчетов мостовых конструкций мы постоянно сталкиваемся с расширяющейся областью неизвестного. Он призывает к особой осторожности. Это главный мотив его выступления. Математические выкладки и доказательства Никитина как будто не имеют для него никакого значения. Профессор Смирнов заключает: «Нужно фундамент поставить на скалу. Рыть опускные колодцы на глубину 40 метров, ставить железобетонные столбы да еще заделывать их в скальный грунт. Интуиция подсказывает мне, что конструкция фундамента ненадежна».

Профессор А. В. Геммерлинг, который прежде не соглашался с Никитиным, неожиданно принимает его сторону. Он горячо доказывает, что в проекте все сделано правильно, что ставить башню на скалу равносильно тому, чтобы на 40 метров врыть ее в землю. Если же ставить сооружение на бетонные столбы, то куда девать поперечную силу, которая пустит эти столбы на излом. «Если уж вам досаждает кручение, которого я, признаться, не вижу, то основания можно усилить сверх расчетного. Не сбрасывайте этого со счетов!» — сказал он, указывая на испещренную цифрами доску.

Так и чередовались выступления «за» и «против», но у всех негативных выступлений был один явный изъян — выступающие против естественного основания башни в подтверждение своих доводов не могли предложить ничего, кроме своего авторитета и интуиции.

Известно, как высоко ценил Николай Васильевич инженерную интуицию. Он считал ее основой замысла, полем, на котором зреют идеи. Но когда идея уже предстала в виде готового к реализации проекта, одной интуиции было уже недостаточно, чтобы повалить «выстроенное» проектом и обоснованное математическим расчетом сооружение. После расчета может быть лишь контрольный расчет, проведенный другими методами. И если результаты расчетов не совпадут, тогда придет пора искать ошибки. У Никитина была методика расчетов, у его оппонентов таковой не было. Никто не отваживался на контрольный расчет. Опровергнуть доводы Никитина было нечем, кроме сомнений.

Наступила пора выступать профессору П. Л. Пастернаку: «Фундамент никуда не годится. Плита высотой в два метра — в двести пятьдесят раз ниже башни. Это никуда не годно. Проем в основании по 20 метров! Недопустимо! Нужен тяжелый бетонный фундамент, весь расчет никуда не годится. Вы все увидите, что я прав, мной руководит конструктивное чутье». И профессор Пастернак снова призвал на помощь чутье — ту же интуицию.