Сельма Лагерлеф - Том 1. Сага о Йёсте Берлинге. Деньги господина Арне. Новеллы

Однажды мимо пасторской усадьбы проезжал Йёста Берлинг. Он увидел сидящего у дороги пастора. Состарившийся и одряхлевший, пастор раскладывал сухие ветки, играл ими, будто впал в детство. Его жалкий вид глубоко поразил Йёсту.

— Чем это вы заняты, господин пастор? — спросил он, спрыгнув с повозки.

— Да так, ничем особенным, сижу себе и собираю щепки.

— Шли бы вы лучше домой, чем сидеть здесь в пыли.

— Да нет, мне надобно сидеть здесь.

Йёста Берлинг сел рядом с ним.

— Видно, нелегко быть пастором, — сказал он, помолчав.

— Здесь еще ничего, здесь есть люди, — отвечал пастор. — А каково там, на севере!

Йёста хорошо понимал, что хотел сказать пастор.

Ему были знакомы приходы северного Вермланда, где порой даже нет жилья для пастора, где в обширных бедняцких лесных приходах финны живут в курных избах, где на целую милю не встретишь и двух человек, где на весь приход священник — единственный просвещенный человек. Пастор из Брубю прослужил в одном из таких приходов более двадцати лет.

— Да, туда нас засылают в молодые годы, — говорит Йёста. — Жизнь там невыносима. И человек опускается. Многие загубили там свою жизнь.

— Вы правы, — соглашается пастор. — Одиночество губит человека.

— Молодой пастор приезжает порой туда, полный надежд и радужных мыслей, горит желанием все исправить, увещевает людей, уверенный, что сумеет наставить их на путь истинный.

— Да, ваша правда.

— Но вскоре он замечает, что его слова не помогают. Воспринять их мешает бедность. Бедность не дает людям исправиться.

— Бедность, — повторяет пастор, — она-то и погубила мою жизнь.

— Приехавший туда молодой пастор, — продолжает Йёста, — беден, как и его прихожане. Он говорит пьянице: «Перестань пить!»

— А пьяница отвечает, — подхватил старый пастор, — «Тогда дай мне то, что лучше вина! Вино — это шуба зимой и прохлада летом. Вино — это теплый дом и мягкая постель. Дай мне все это, и я перестану пить!»

— А вот, — вставляет Йёста, — пастор говорит вору: «Не укради», злому: «Не бей жену», а суеверному: «Веруй в Бога, а не в дьявола и троллей». Тогда вор отвечает: «Дай мне хлеба!», а злой говорит: «Сделай нас богатыми, мы и перестанем ссориться!», а суеверный: «Так научи меня уму-разуму!» А кто может помочь им без денег?

— Истинная правда! Каждое ваше слово истинная правда! — восклицает старик. — В Бога они верят, но еще больше в дьявола, а больше всего в горных троллей я домового на гумне. Все зерно они переводят на водку, я нужде нет конца. Почти во всех серых домишках царит нищета. Скрытая печаль делает женщин сварливыми. Тяжкая жизнь заставляет мужчин пьянствовать. Поля и скот заброшены. Они боятся господина и насмехаются над пастором. Что можно с ними поделать? Они не понимали того, что я говорил им, стоя на кафедре. Они не верили тому, чему я хотел научить их. И не было никого, кто бы мог дать совет, подбодрить меня!

— Есть такие, кто выдержал, — говорит Йёста. — Бог был столь милостив к ним, что они вернулись несломленными. У них хватило сил выдержать одиночество, нищету, безнадежность. Они принесли малую толику добра, как сумели, и не отчаялись. Такие люди были всегда, и теперь они есть. Я почитаю их героями. Я буду преклоняться перед ними, пока живу. Сам я не смог этого выдержать.

— Я тоже не смог, — вторит ему пастор.

— Пастор, живущий там, — задумчиво продолжает Йёста, — решает, что ему нужно стать богатым, безмерно богатым. Бедному человеку зла не одолеть. И он начинает копить.

— Если он не станет копить, то запьет, — объясняет пастор, — слишком много горя он видит вокруг.

— Или опустится, обленится, обессилеет. Да, трудно приходится на севере тому, что там не родился.

— Чтобы копить, он должен стать жестоким. Сначала он прикидывается таким, потом это входит в привычку.

— Он должен быть жестоким к себе и другим, — продолжает Йёста. — Тяжкое дело копить. Он должен терпеть ненависть и презрение, голодать и мерзнуть, ожесточить свое сердце. Порой он даже забывает, для чего начал копить.

Пастор из Брубю смотрит на него с опаской. Быть может, Йёста издевается над ним? Но Йёста говорит горячо и серьезно. Можно подумать, что он говорит о самом себе.

— Так оно и было со мной, — тихо говорит старик.

— Но Господь не даст этому пастору погибнуть. Когда он накопит достаточно, Бог пробудит в нем мысли о юности. Он пошлет ему знамение, когда он будет нужен людям.

— А если пастор не внемлет знамению, что будет тогда, Йёста Берлинг?

— Он не станет ему противиться, — отвечает Йёста с радостной улыбкой, — слишком заманчивой будет для него мысль о теплых хижинах, которые он поможет построить беднякам.

Пастор глядит на маленькие строения, которые он соорудил из щепок срамной кучи. Чем дальше он говорит с Йёстой, тем сильнее убеждается в том, что тот прав. Он всегда лелеял мысль о том, что сделает людям добро, когда накопит достаточно денег. И сейчас он цепляется за эту мысль. Ну конечно, он всегда намеревался это сделать.

— Но почему же тогда пастор не строит хижин? — робко спрашивает он.

— Из ложной скромности. Он боится, что люди подумают, будто он поступает так из-за страха перед ними, а не от чистого сердца.

— Именно так, он не терпит принуждения.

— Но ведь он может помочь тайно. В этом году людям так нужна помощь. Он может тайно найти кого-нибудь, кто раздаст его воспомоществование. О, это прекрасный замысел! — восклицает Йёста, и глаза его сияют. — В этом году тысячи людей получат хлеб от того, кого они осыпали проклятиями.

— Да будет так, Йёста.

И этих двух людей, столь мало преуспевших на поприще, которое они избрали, охватило чувство пьянящего восторга. Страстное желание юношеских лет служить Богу и людям вновь овладело ими. Они упивались, говоря о благодеяниях, которые им предстоит совершить. Йёста собирался стать помощником пастору в этом святом деле.

— Первым делом нужно раздобыть хлеб, — сказал пастор.

— Пригласим учителей. Научим людей обрабатывать поле и ухаживать за скотом.

— Проложим дорогу и построим новое селение.

— Построим шлюзы на водопадах Берга и откроем прямой путь между Лёвеном и Венерном.

— Когда будет открыт путь к морю, лесные богатства станут поистине бесценными.

— Люди станут денно и нощно благословлять вас! — воскликнул Йёста.

Пастор поднял голову. В глазах друг у друга они прочли пламенное вдохновение.

Но тут же их взгляд остановился на позорной куче.

— Йёста, — сказал пастор, — для всего этого нужны молодые силы, а мои дни сочтены. Ты видишь сам, что убивает меня.

— Так уберите ее прочь!

— Как я могу сделать это, Йёста Берлинг?

Йёста подошел к нему вплотную и пристально посмотрел ему в глаза: