Иван Стрельбицкий - Штурм

Комдив смотрел вслед уходящему солдату, довольный удачным уроком. Обращаясь к командиру полка, он, как бы между прочим, заметил:

— А вот теперь подходящее время предупредить новичков, что в бою такие проступки, как бегство с позиции, караются жестоко.

Занятия продолжались. Увидев, что окопы действительно мелкие, я спросил Кошевого:

— Почему не учите на окопах полного профиля?

Комдив хитро сощурил глаза и, посмеиваясь, сказал:

— В окопах полного профиля каждый дурень усидит, а в мелких лежать действительно страшновато. Вот сейчас я лежал в метровом окопе. Танк стал переваливать через него. Чувствую, на спину что-то легло, сердце так и екнуло. Это гусеница отвалила кусок чернозема. А часто ли в бою пехотинец будет пользоваться глубокими траншеями? Очень редко. Вот я и хочу приучить новичков не бояться танков в самых мелких окопах.

Надо отдать должное генералу Кошевому. Его бойцы в боях не бегали от танков.

Осталась позади затяжная южная весна. Как-то незаметно пришло лето. Степь зацвела. Кое-где заколосились озимые. А в городах и рабочих поселках обгорелые, исковерканные взрывами остовы заводских и рудничных зданий — немые свидетели недавних ожесточенных битв — поросли травой и бурьяном.

Вот уже сто двадцать дней на Южном фронте длится затишье. И немцы, и наши глубоко закопались в землю по обе стороны Миуса. Ленивая перестрелка, разведка боем, — словом, то, о чем говорится в сводках Совинформбюро: «На фронте без перемен».

За это время многое изменилось в частях 2-й гвардейской армии. Она окрепла, пополнилась бойцами, вооружением и вновь представляла собой грозную силу.

Произошли перемены и в командном составе. С. С. Бирюзов стал начальником штаба Южного фронта. Вместо него прибыл генерал-майор В. Н. Разуваев. Подвижной, неунывающий, загорелый. За долгие годы службы на Кавказе он приобрел знание местных языков и наречий. Даже привычки, темперамент, своеобразный акцент — все напоминало в нем бывалого кавказца. Своей задушевностью, простотой, веселым нравом Разуваев быстро завоевал наши сердца. Почти каждый вечер, возвращаясь с учений или из штаба, мы заглядывали «на огонек» к Владимиру Николаевичу. У него всегда можно было узнать важные новости.

Однажды в его комнате собрались начальник политотдела армии А. Я. Сергеев, начальник инженерного отдела И. Н. Брынзов и другие генералы, фамилии которых не помню. Владимир Николаевич, задумавшись, стоял возле открытого окна и смотрел на потемневшее небо. Черные тучи словно застыли, на улице все безмолвствовало. Наступившая тишина казалась загадочной, а вечерняя тьма зловещей.

— Вот так и на войне, — сказал Разуваев. — Перед бурей всегда затишье, и, чем тише, тем сильнее грянет буря.

По тону Разуваева мы почувствовали, что у него есть какие-то важные новости.

— А если стихи перевести на наш, солдатский язык? — полюбопытствовал Сергеев. — Что она будет означать, эта буря?

— В самом деле, Владимир Николаевич? — поддержал его Брынзов.

Разуваева не пришлось долго упрашивать.

— По всем данным, сосредоточение гитлеровских войск в районах Орла и Белгорода заканчивается. Со дня на день надо ожидать огромной битвы, так как на этих же направлениях давно группируются и наши войска, — сообщил Разуваев.

— Гитлер, видимо, хочет взять реванш за разгром Паулюса, — прервал его Сергеев.

— Тут дело посерьезнее! — воскликнул Разуваев. — Конечно, катастрофа на Волге подорвала престиж Гитлера в глазах его союзников. Он спит и видит свои дела в отличном состоянии. Однако я хочу напомнить вам о другом. Заметьте, в район Орла и Белгорода прибывают немецкие войска из оккупированной Франции.

— Не может быть, — перебил его генерал Брынзов, — ведь там со дня на день должен открыться второй фронт.

— Знаешь, дорогой! — энергично возразил Разуваев. — У нас на Кавказе делают так: если ишак заупрямится — испугай его, тогда он повезет. Так и наши союзнички. Они — запомни, дорогой, — откроют второй фронт только тогда, когда мы учиним еще два-три таких разгрома, как на Волге. Вот тогда они испугаются, как бы мы сами не прикончили Гитлера, и начнут поторапливаться.

Разуваев, возбужденный, подошел к окну. По всему чувствовалось, что он уже не раз думал о медлительности союзников и поэтому не мог безразлично говорить об их странной позиции.

Послышались глухие раскаты грома, небо прорезали зигзаги далеких молний.

— Друзья познаются в беде, — заметил Сергеев. — Заокеанских вояк мы не видели в Европе в самое тяжкое для нас время. А на пир они пожалуют.

Когда поздно ночью мы собрались расходиться по домам, Разуваеву принесли перехваченную немецкую радиограмму. Как сейчас, помню, это было 5 июля 1943 года. Гитлер объявлял своим войскам приказ: «Мои солдаты! Ваша победа должна еще более, чем раньше, укрепить во всем мире убеждение, что всякое сопротивление германским вооруженным силам в конечном счете бесполезно. Колоссальный удар, который будет нанесен сегодня утром советским армиям, должен потрясти их до основания!»

В этот день началась великая Курская битва.

Гитлер не в состоянии был трезво оценить возможности и силы непонятной ему страны социализма. К лету 1943 года Советская Армия неизмеримо выросла, закалилась в боях, ее командный состав постиг на опыте искусство войны. Эвакуированные в глубокий тыл заводы в невиданных масштабах развернули производство военной техники и боеприпасов. Наш народ во главе с Коммунистической партией и Советским правительством отдавал все свои силы делу победы.

Каждый день приносил нам известия о напряженных, кровопролитных боях под Курском. Трудно, очень трудно было сознавать, что где-то идет величайшая битва, а мы, полные сил, вооруженные и оснащенные новейшей техникой, сидим в резерве.

В самый разгар Курской битвы — 9 июля командующий Южным фронтом генерал-полковник Ф. И. Толбухин, выполняя директиву Ставки, начал ускоренную подготовку наступательной операции. Замысел был таков. Первый удар наносят 5-я ударная и 28-я армии. После овладения ими главной полосой вражеской обороны на Миусе в прорыв вводятся два механизированных и два стрелковых корпуса 2-й гвардейской армии. Им предстояло развить наступление и овладеть центром Донбасса.

Это было полной неожиданностью для командного состава армии. За короткое время мы должны были скрытно от врага подтянуть к переднему краю десятки тысяч людей, свыше тысячи орудий, около трехсот танков, громадное количество автомашин и повозок с боеприпасами.

Мы отдавали себе отчет в том, что прорыв сильно укрепленной обороны требует солидной подготовки, иначе неизбежны большие потери. Вместе с тем понимали, что надо торопиться с поддержкой наших товарищей, сражавшихся на Курской дуге.