Эдмонда Шарль-Ру - Непостижимая Шанель

Меньше было известно то, что в Париже, в тени коромандельских ширм, уже проявлялось влияние, без которого Габриэль никогда не приняла бы приглашения Сэмюеля Голдвина.

«Мой милый, стоит чудесная погода. Как рассказать тебе? Надо бы передать это в музыке. Столько свежести, тепла, запахов — кто мог бы их описать… Полная луна над морем такая, что хочется сказать: „Если это для меня, сделайте не так ярко“. Все остальное — это море, купанье, цветы, одинокие прогулки и твое отсутствие. Буйство розовых лилий: двадцать девять с одной стороны, двадцать — с другой зацвели разом. Великолепно. У ажурной кирпичной стены — помнишь, у той, к которой пристроен сарайчик? — еще один поток розовых лилий, смешавшихся с каскадом бледно-голубого ломоноса и ручейками ярко-синих вьюнков. А тебя здесь нет!»

Колетт, ее цветы, ее животные, ее сад: это одно из писем, адресованных ею летом 1933 года Морису Гудекету (она вышла за него замуж в 1935 году). Неподвижный, маленький средиземноморский порт доживал последние годы своей подлинной славы. Чтобы передать свое восхищение тому, кто любил ее, Колетт живописала то, что на Юге еще очаровывало: ленивое море, лодки со сложенными парусами, «Мускатную шпалеру», утопавшую в цветах. Это письма наблюдателя, не только отличавшегося нежностью, юмором или весельем, но и взиравшего на род человеческий с абсолютной объективностью. Разоблачить безжалостный механизм завоевания? Показать Сен-Тропез, постепенно разъедаемый «бодрой парижской глупостью»? Ухватить подлинную сущность людей? Все это Колетт превосходно делала в своих письмах. Как и в приводимом ниже отрывке, своеобразной серии моментальных снимков, где она выводит на сцену актеров и актрис сен-тропезской комедии в то время, когда та только начиналась.

Ее текст великолепно характеризует опасную личность, внезапно появившуюся рядом с Габриэль.

«Вчера в конце дня я была в городе с Мун [106] Элен Журдан-Моранж, скрипачка, исполнительница Равеля. Автор книги «Равель и мы», жена художника Люка-Альбера Моро, самая близкая подруга Колетт. и Кесселем [107] Жорж Кессель — брат писателя Жозефа Кесселя. Журналист. В конце своей жизни Габриэль Шанель пыталась уговорить его написать ее мемуары. , чтобы в половине седьмого забрать письма и зайти в магазинчик [108] Там продавалась косметика, производимая Колетт. повидаться с Жанной Марнак [109] Судьба Жанны (на сцене Джейн) Марнак была именно такой, о какой мечтала Шанель. Воспитанница монахинь, она дебютировала в 1907 году в «Гэте-Рошешуар» в ревю «У тебя есть сверчок». Училась пению у Литвин, блистала в оперетте, потом с успехом перешла от пения к бульварной комедии. Стала миссис Тревор, выйдя в 1927 году замуж за почтенного английского полковника. Она выступала в «Казино де Пари» почти так же часто, как и Мистангетт. Карьера ее вполне естественно привела Жанну к тому, что она «взяла театр» и стала весьма опытной директрисой. Пресса писала о ней: «В ней есть что-то от манекенщицы, что-то от улицы Мира, что-то от шикарной потаскухи. И ко всему этому она умна». Таким образом, в окружении Колетт были женщины, подобные Джейн Марнак и Спинелли… От них Габриэль бежала как от чумы, боясь, как всегда, как бы их общее кафешантанное и легкомысленное прошлое не послужило предлогом для разоблачений. , которая должна была делать там маникюр. Когда я покупала что-то у Вашона, две руки закрыли мне глаза, и я спиной ощутила вес приятного тела… Это была ласковая Мися. Излияния чувств, нежности.

— Как, ты здесь?

— Ну да, я здесь.

Но ей надо было сказать мне что-то срочное:

— Ты знаешь, она выходит за него замуж!

— За кого?

— За Ириба. Моя дорогая, моя дорогая, это потрясающая история: Коко любит впервые в жизни!

Комментарии и т. п.

— Ах, уверяю тебя, этот свое дело знает.

Я не успела спросить, какое дело.

— Тебя ищут, за тобой послали, мы хотим увезти тебя обедать в Сан-Рафаэль, в Канн, в…

Я отказываюсь, снова падаю в ее объятия, выхожу с Мун, и мы забираем Кесселя, покупавшего невесть что. Делаем три шага, меня обхватывают чьи-то руки, это Антуанетта Бернстайн [110] Супруга драматурга Анри Бернстайна, бывшего соседом Шанель во времена «Бель Респиро». и ее дочь.

Излияния чувств и т. п.

— Вас ищут, мы увезем вас обедать к Роберу де Ротшильду в Валескюр… и т. д.

Она уже знала, что я буду вести критику в „Журналь“ [111] Как и Реверди, Кодетт, всегда с точностью указывавшая день недели и час, когда писались письма, никогда не ставила дату. Тем не менее фраза о сотрудничестве в «Журналы» — первая театральная хроника, подписанная ею, появилась там в октябре 1933 года — позволила Морису Гудекету определить время написания письма: лето того же года. А точность Колетт-писательницы позволила пойти еще дальше: письмо было написано между 1 и 13 июля 1933 года, временем цветения лилий и полнолуния. Цитируемое письмо не издано, как и в целом вся переписка Колетт с Морисом Гудекетом. .

Излияния чувств, поцелуи. Мы с Мун трогаемся в путь, делаем три шага, меня вновь обнимают чьи-то руки, это Вал [112] Валентина Фоше-Маньян. .

— Я только что от вас, я ищу вас, идемте обедать в „Эскаль“ с… и т. д. и т. п.

Я отказываюсь — надо заметить, сразу же… Мы с Мун делаем три шага, очень тонкие и холодные руки ложатся мне на глаза: это Коко Шанель. Излияния чувств… более сдержанные:

— Пойдемте обедать в „Эскаль“ с… и т. д. и т. п.

Я отказываюсь все решительнее и решительнее и в сторонке замечаю Ириба, посылающего мне потшелуи.Потом он обнимает меня раньше, чем я успеваю прошептать необходимые заклинания, нежно зажимает мою руку между своей щекой и плечом:

— Как вы были злы ко мне… Вы обозвали меня демоном!

— Да этого еще мало! — говорю я. Он переполнен радостью и нежностью. Ему одновременно шестьдесят лет и двадцать весен. Он строен, морщинист, сед и смеется вовсю своими новыми зубами. Он воркует как голубь, что, кстати, любопытно, ибо ты найдешь в древних текстах упоминание о том, что демон заимствует голос и силу птицы Венеры…»

Почему Колетт боялась Ириба вплоть до того, что совершала заклинания при его приближении? Ясно, что новый «жених» Габриэль внушал ей живейшие подозрения. Нечто вроде звериной недоверчивости по отношению к чему-то поддельному? Она не была бы Колетт, не обладай она этим темным инстинктом.

Ириб был псевдоним, который взял себе Поль Ирибарнегаре, когда дебютировал как художник-сатирик в 1900-е годы. Почти ровесник Габриэль, он родился в 1883 году в Ангулеме в семье басков. И хотя приобретенный светский лоск, а также определенный космополитизм уничтожили всякую печать местного колорита, у него сохранился едва уловимый акцент, отсюда появившиеся под пером Колетт потшелуи, намек на выговор Ириба, на шепелявость, которую не сумели стереть тридцать лет парижской жизни.