Эдмонда Шарль-Ру - Непостижимая Шанель

Хотя и великолепно иллюстрированный, «Темуен» был всего лишь бесполезным отражением прессы тех лет, по крайней мере так называемой патриотической прессы, которая поощряла действия бывших фронтовиков и молодых сторонников Лиги, францистов Марселя Бюкара, «огненных крестов» полковника де Ла Рока и штурмовиков-кагуляров. «Франция французам!» Лозунг Ириба, лишенный своего рекламного содержания и использованный для других целей, был из тех, что послужили предлогом кровавых беспорядков 6 февраля.

Конечно, «Темуен» распространялся в довольно узком кругу, и не следует преувеличивать его значение. Мы бы и не стали на нем останавливаться, если бы он не знаменовал в жизни Габриэль переход от политического безразличия к взглядам, возникшим под влиянием Ириба. И это было бы еще ничего, если бы он не замкнул ее в этот образ. Республика? Это была Габриэль. Чтобы символизировать страдания Франции, это ее Ириб изображал в облике распятой Марианны в неизменном фригийском колпаке, испускающей дух. Она была и трупом с обнаженной грудью, несчастной жертвой, которую закапывал могильщик Даладье. Наконец, она была невинной Францией, представшей перед зубоскалящим трибуналом. Кто же были ее судьи? Рузвельт, Чемберлен, Гитлер, Муссолини. И смотрите-ка! Все объединились, ополчившись на величие обездоленной Франции, и все были в ответе за угрожавшие ей беспорядки.

С политической точки зрения рисунки Ириба не имели никакого смысла. Исторически они являются отражением определенного мировоззрения. Мировоззрения того класса, который, испытывая угрозу своему праву распоряжаться собственным имуществом, отождествлял свое возможное исчезновение с исчезновением господства Франции. Выставленное в киосках, разложенное на столах, прекрасно узнаваемое, лицо Габриэль призвано было прославлять ценности, которым угрожала опасность. Гордилась ли она тем, что он выбрал именно ее? Была ли она этим тронута? Из двух гипотез последняя более вероятна. Ни один мужчина до Ириба не афишировал ее так подчеркнуто.

Поэтому она постаралась сделать для него то, что не делала ни для кого другого: она решила привлечь его к своей профессиональной деятельности, разделить с ним власть, к которой до сих пор относилась так ревниво. В общем, она была счастлива, что больше ей ничего не приходится скрывать.

В то время как начались ее распри с фирмой «Духи Шанель» и любой предлог был для нее хорош, чтобы возбуждать против своих компаньонов процесс за процессом, именно Ириба она послала председательствовать вместо себя на генеральной ассамблее, хотя он не имел на это никакого права. Она чувствовала себя потерпевшей стороной. Ириб становился ее доверенным лицом, рыцарем, которому было поручено защитить ее.

Это было что-то совершенно новое.

Все заметили, что она полагалась на мужчину.

Это подтверждало ходившие слухи. И Колетт, все в том же 1933 году, вновь откликнулась на новость: «…мне только что рассказали, что Ириб женится на Шанель. Тебе не страшно — за Шанель? Этот человек настоящий демон».

Беспорядки докатились до порога дома Габриэль. 6 февраля на площадь Согласия выплеснулось 40 тысяч демонстрантов. Лучший вид на происходящее открывался как раз с того места, где пала первая жертва — Корантина Гурлан, тридцати трех лет, горничная в гостинице «Крийон». С балкона этого красивого здания, под прикрытием колоннады Габриэля, можно было наблюдать за атаками конных гвардейцев, преграждавших то проход к Бурбонскому дворцу, то к предместью Сент-Оноре, видны были вооруженные люди, которые, забравшись на деревья, защищали демонстрантов. Бывшие фронтовики с высот террас Тюильри забрасывали булыжниками силы порядка, в то время как другие пытались поджечь министерство морского флота. У подножья обелиска был виден горящий автобус, конные полицейские наносили сабельные удары по молодым людям в сапогах и беретах, а издали, с Елисейских полей, спускались господа, на груди которых позвякивали медали, они распевали «Марсельезу» и поигрывали тростями. Это были не прогулочные трости. Бритвенное лезвие, закрепленное на их конце, позволяло подрезать лошадям суставы.

Когда завязалась всеобщая перестрелка, беспорядки докатились и до Предместья.

У Франции был плаксивый президент, которого защищали решительно настроенные жандармы. Господа с бренчащей грудью добрались тем не менее до ближайших подступов к его дворцу. На булыжных мостовых Предместья они оставили около пятидесяти тяжелораненых, не сумев прорвать заграждение. Елисейский дворец устоял.

Незадолго до полуночи один жандармский офицер, посланный на место, хотя в тот вечер был свободен от службы, решил взять на себя инициативу. С остатками конной гвардии он попытался расчистить площадь и дал приказ к атаке. Это он, полковник Симон, разбил мятежников.

В два часа утра молодые люди в сапогах отказались от попытки разогнать депутатов, и господа с режущими тростями не достигли своей цели. Взятие Бурбонского дворца, провозглашение временного правительства, изгнание президента из Елисейского дворца провалились.

Но со времен сражений Коммуны Париж не переживал подобных ночей.

Как повлияли эти события на решение, принятое Габриэль? Весной 1934 года она объявила верному Жозефу, что увольняет его. Она не продлила аренду особняка и покидала Предместье. Последствия депрессии не переставали ощущаться. Производство во Франции падало, нищета росла. Собиралось ли правительство проводить девальвацию? Габриэль хотела сократить расходы. За исключением горничной, она уволила всю прислугу и со своей обстановкой обосновалась в гостинице «Ритц», которая до самой смерти будет ее единственной парижской резиденцией.

Габриэль Шанель и Жозеф Леклер расстались, «рассорившись».

Никогда он не рассказывал о том, что произошло во время их последнего разговора. Он пережил драму Кейпела, принимал великого князя Дмитрия, встречал Реверди, служил герцогу Вестминстерскому и стольким другим… Он знал всю подноготную ее жизни… Любопытные, конечно, расспрашивали его, но он не заговорил.

Каждый год во время показа коллекций Жозеф с несколько большим вниманием читал газеты. Но никогда он больше не встречался с Шанель и никогда не писал ей.

Несомненно, он говорил себе, что случившееся с ним — естественный удел прислуги. Габриэль собиралась замуж за Ириба. Она не хотела воспоминаний, не хотела свидетелей. На пороге новой жизни она считала необходимым уволить всех слуг. Женщины всегда так поступали. Поменять мужа значило обязательно поменять метрдотеля. Когда Мися Эдвардс стала Мисей Серт, что она сделала? Рассталась с Жозефом.