Эдмонда Шарль-Ру - Непостижимая Шанель

Все в Руайо: и луга, и постройки, где было отведено большое место конюшням, — соответствовало желаниям Бальсана. Он хотел устроить там конный завод и участвовать в скачках. Кросс в По, национальные соревнования в Ливерпуле — Этьенн мечтал вести жизнь коннозаводчика и наездника.

Эти проекты возвышали его в глазах Габриэль.

Когда он заговорил с ней о своих планах в первый раз, она обрадовалась. Жокеи вызывали у нее восхищение. Традиционная церемония взвешивания, когда в весовом зале звенит колокол, медленное шествие по кругу, волнение, которое испытываешь, когда лошадь удаляется, гарцуя и составляя одно целое с жокеем в яркой куртке, — все это безумно ей нравилось. У нее даже был номер, который друзья часто требовали показать: Габриэль умела мимировать тот решающий момент, когда маленькие мужчины в белых штанах взлетают в седло. Ее поклонники затягивали хором: «Скачки, скачки, ах, нет лучше ничего!», это был припев из одного музыкального ревю, созданного членами Жокей-клуба, он служил сигналом к началу действия. Тогда Коко «заносила ногу», и аудитория покатывалась со смеху. После чего она изображала суровые физиономии тренеров, проверяющих подпруги.

В роли лошади чаще всего выступал граф де Бейнак.

Узнав о планах Бальсана, Габриэль спросила его:

— Тебе не нужна ученица?

Он поймал ее на слове.

— А! Маленькая Коко хочет, чтобы ее научили ездить на лошади, она хочет, чтобы ее взяли с собой, ну что ж, возьмем ее с собой!

Это было отнюдь не романтическое похищение, отнюдь не язык страсти. Но благодаря Этьенну для нее становился доступен Париж. Габриэль бросилась Бальсану на шею.

Все было необычно в Руайо, вплоть до присутствия Этьенна Бальсана. Людей светских шокировало то, что он выбрал местожительством деревню. Это было не в правилах хорошего общества, где слово «обосноваться» понималось исключительно как устройство в Париже. «Обосноваться» значило снять в Париже на девять лет квартиру, сразу же украсить ее гипсовыми розетками в стиле Людовика XV и обить стены такой материей, чтоб ей не было сносу. Ибо заниматься обстановкой более одного раза в жизни считалось такой авантюрой…

Было уму непостижимо, что можно обосноваться в замке. Обычно доставшееся по наследству семейное владение оставалось в том виде, в каком его унаследовали, и никакие переделки не предполагались. Семейные портреты продолжали висеть на прежних местах, кресла стояли все так же кругом, умывальни были столь же редки. Только Ротшильды составляли исключение. Обитатели Сен-Жерменского предместья отнюдь не считали хорошим тоном, что барон Альфонс установил телефон между своим замком Феррьер и банком на улице Лаффит — неслыханная инициатива, потребовавшая прокладки девяноста километров двойной проволоки. Они полагали, что барон прежде всего старается поразить воображение, а потому к владельцам замков, у которых на этаже было больше одной ванной комнаты, по-прежнему относились неодобрительно. Стремление к подобной роскоши было непонятно обществу, для которого элегантность отнюдь не зависела от таких ценностей, как комфорт или чистота. Аристократия мылась редко. «Волосы никогда не мыли», — читаем в мемуарах графини де Панж. Она предпочитала избегать ненужных затрат и ограничивала свое омовение содержимым одного чайника, но зато не скупилась на выездных лакеев и их ливреи.

Поэтому аристократы не понимали Этьенна Бальсана.

Чего он хотел добиться, обновляя свое владение? Он был сирота, богач и холостяк. От него ждали, что он начнет с рвением ухаживать за девицами на выданье. А он забился Бог знает в какую дыру и не посещал балов.

Этьенна во время увольнительных видели в разных модных местах. И Бальсаны не упускали случая, чтобы похвастаться его любовными похождениями, хотя порою приходили от них в ужас. Но сама мимолетность его увлечений свидетельствовала о том, что Этьенн не безоружен. То, что после стремительной связи ему удалось бросить Эмильенну д’Алансон, было подвигом, заслуживавшим уважения.

Эмильенна, очаровательнейшее создание, имела на своем счету многочисленные жертвы. Из-за нее разорился молодой герцог д’Юзес. Не зная, как удержать ее, он подарил ей сперва один драгоценный убор, затем другой, за ними последовали и все фамильные драгоценности. Чтобы положить конец столь разорительной связи, мать не нашла иного способа, как отправить его в Конго. Едва прибыв на место, бедняга умер от дизентерии.

Таким образом, Этьенн Бальсан, сумевший сорваться с крючка вовремя, в глазах благородных матерей представал героем и хорошей партией.

Но что он собирался делать в Компьене?

Руайо находился в самом сердце провинции, где главным занятием были разведение и выездка лошадей. Считалось, что чистокровная лошадь, чтобы достичь высоких степеней, должна быть тренирована только в этой местности, и ни в какой другой. Это и привлекло Бальсана в Руайо.

В округе поселились целые династии тренеров, приехавших из Великобритании. Шантийи и Мезон-Лаффит стали английскими деревнями, где высились красные кирпичные дома. Бартоломью, Каннингтоны, Картеры пользовались уважением, о них писала пресса. Не менее десятка специализированных изданий и полоса в каждой ежедневной газете того времени были посвящены бегам. Малейший неподобающий поступок в этих кругах вырастал до размеров скандала. Стоило подтвердиться слуху, что некоторые владельцы, пытаясь получить информацию о своих конкурентах, нанимали шпионов, как «Иллюстрасьон» тут же посвящала этому событию первую страницу, а французская пресса разом воспламенялась.

В эти-то страсти и окунулась Габриэль Шанель, едва приехав на место.

Могла ли она подозревать, что ее положение в Руайо окажется почти таким же, как в Мулене?

Ей предстояло жить в близости с человеком, являвшим собой совершенный тип sportsman, не признававшего иного мира, кроме мира скачек, посещавшего только нескольких друзей и дам полусвета.

Этьенн Бальсан не знал Парижа, его актеров, писателей, художников, не сталкивался со снобизмом общества, вкусы и заботы которого он не разделял. Его нисколько не заботили ни великие мира сего, ни их добрые деяния. Женщин, бывавших у него, никогда не отмечали в светской хронике ни за элегантность, ни за благотворительную деятельность. Это были не дамы-патронессы.

Чтобы женщине получить приглашение в Руайо, достаточно было быть веселой, всегда ходить в сапогах и быть готовой целыми днями скакать галопом из одного края леса в другой.

Руайо? Веселая шайка друзей. За исключением лошадей, смеха и развлечений — больше ничего.