Эдмонда Шарль-Ру - Непостижимая Шанель

Едва вернувшись в Париж, Бой начал жалеть, что ему придется сообщить Коко такую печальную новость. Успех красит женщин: Габриэль еще больше похорошела. Ее дело в Биаррице процветало. Она купила виллу де Ларральд и заплатила за нее наличными 300 000 франков. Она была окружена поклонниками, ею восхищались, она ни от кого не ждала помощи и ни в кого не была влюблена.

Он находил тысячу причин, чтобы оттянуть момент признания.

Между ними опять установилась близость. Вдруг любовь, страсть вспыхнули снова. Бой уверял, что всегда любил ее. Они снова стали жить вместе. Но роковая новость просочилась. В конце концов, не выдержав, Габриэль решила облегчить его задачу. Бою нужно что-то ей сказать? Пусть скажет скорее. Она была готова услышать это, давно готова. В течение многих лет она шла рядышком с несчастьем, стараясь отвести от него взгляд. Вот несчастье и случилось.

Прошло несколько дней, пока Бой решался. Он боялся потерять ее. Только в этом была опасность, других он не видел. Но она настаивала. Тогда он признался: Диана Листер, дочь лорда, он хочет на ней жениться.

Габриэль слушала его без слез.

Через некоторое время поездки Артура Кейпела между Парижем и Лондоном заметно участились. Он был назначен политическим секретарем британской секции Большого совета союзников в Версале.

Для Габриэль эта новость имела только одно значение: Бой будет дольше и чаще жить во Франции.

Он действительно вернулся и, хотя официально был помолвлен с Дианой Листер, продолжал видеться с Габриэль, как и прежде.

Тогда встал вопрос о жилье. Габриэль не могла продолжать жить под его крышей на бульваре Мальзерба. Уехать… Новая пытка. Быть может, худшая. Артур Кейпел принялся уговаривать ее найти дом в ближнем пригороде. Почему такая настойчивость и почему в пригороде? У нее возникли сомнения. Не пытался ли он опять удалить ее? Габриэль догадалась, что дело было и в этом тоже, но было и другое. В предвидении неизбежных жизненных перемен он хотел, чтобы она устроилась в качестве незаконной в укромном месте, где бы он мог видеться с ней.

Короче говоря, она теряла Боя и не теряла его.

Это было время, когда Париж находился под обстрелом недавно изобретенного оружия, дальнобойных пушек, и когда стены Сен-Жерве обрушились на верующих в святую пятницу; это было время, когда грациозные создания отправлялись из «Ритца» к Шанель за ночными туалетами — быстро надев их, они могли показаться в холле, а затем и в подвале гостиницы не просто в ночных рубашках. Габриэль одела их в пижамы. Первый и поспешный набросок брюк, появившихся четыре года спустя. Их стали носить женщины с бритыми затылками, в фетровых шляпах, умело пользовавшиеся карманными платочками и курившие сигары. Эти эмансипированные дамы, одетые, как красивые молодые мужчины, воспринимались некоторыми как оскорбление нравственности.

Итак, не послушав Боя — жить в пригороде значило бы удалиться от него, — Габриэль посылала избранниц в подвал в ярко-красных пижамах. Цвет удивлял. Ее спрашивали: «Почему?» Она отвечала: «А почему бы и нет?» Она захлопнула двери в свое прошлое и не любила, когда ее просили их приоткрыть. Но могла ли она придумать этот костюм, если б не воспоминания о красных штанах?

Перед лицом угрозы со стороны большой Берты, сознательно или нет, но Габриэль мысленно возвращалась к временам Мулена и 10-го егерского. Странное сходство. Завсегдатаи «Ритца», сами того не зная, пришли на смену веселым всадникам из кафешантана.

Потом, к всеобщему ужасу, все началось сначала, словно четыре года борьбы прошли впустую. Снова был прорыв немцев, 6-я британская армия атакована с флангов, и галопом из Понтуаза, Лиона, Невера, Мулена на выручку войскам помчались егеря, которых пыталась забыть Габриэль и которые последние недели были заняты тем, что укрощали забастовщиков, помчались драгуны, и среди них «обожаемый» Адриенны, но было слишком поздно, и перед прорывом глубиной в двадцать четыре километра соединение с британцами оказалось невозможным. Люди Дугласа Хейга отступали, Клемансо без устали ездил от одной штаб-квартиры к другой — ах! эти англичане, что происходит, черт побери, эти славные парни не могли больше сдерживать бошей, — по-прежнему он, словно старый трагический эльф, забирался на триста метров в глубь вражеских позиций и покидал деревню под обстрелом, в то время как с другого конца в нее входили немцы. Столетний Оберон, Тиль Уленшпигель, согнувшийся от усталости, запыленный, появляющийся и исчезающий, не покидал фронт. Он выступал с речью по-английски перед австралийскими войсками, пел с сенегальцами, призывал японцев вмешаться, оскорблял графа Чернина, императора Карла и все, что осталось от двуглавой монархии, возбуждал всех и свирепствовал во Франции: анархистов выкурили из их монмартрских логовищ, сторонники Альмерейды были приговорены к смертной казни, Тигр в ярости рычал на депутатов: «Внутренняя политика? Я воюю. Внешняя политика? Я воюю. Я все время воюю… И буду продолжать до последней минуты, ибо последняя минута будет за нами». Клемансо предпочел Петену Фоша и поручил ему руководство операциями, в бой были введены французские резервы, но и они держались не лучше англичан, и снова был Шмен-де-Дам, катастрофа, семьсот потерянных пушек, восемьдесят тысяч пленных, Компьень вновь под бомбами, враг у ворот Парижа, большая Берта была активнее, чем когда-либо, паника. Консьержи покидали свои привратницкие, кухарки отказывались идти на рынок. Пустынные улицы, битком набитые поезда. Люди бежали из города, сотрясаемого взрывами, бежали как можно быстрее в Биарриц, в Довиль, а там горделивые виллы и обтянутые кретоном канапе вновь раскрывали объятия плачущим дамам. Сколько утрат! Война никого не щадила. Прекрасные заказчицы Габриэль оплакивали мертвых… Лейтенант принц Александр де Ваграм, лейтенант принц Жослен де Роган, капитан принц де Полиньяк, лейтенант граф Жан де Брой де Сен-Жермен, капитан Адриен де Грамон-Лепарр, лейтенант летчик Санш де Грамон, Шарль де Шеврез, Анри д’Ориньи… Тех, кто остался от 10-го егерского, перевели в пехоту.

Свобода Габриэль состояла том, чтобы быть непохожей на других. У нее не было ни семьи, ни мужа, ни детей, ни погибших на фронте, а значит, не было причин покидать Париж.

Четыре года назад, во времена битвы на Марне, она обзавелась собственной клиентурой в Довиле. Кажется, чего можно было ждать от Шмен-де-Дам? Но сколь чудовищным ни было поражение, оно вновь принесло ей выгоду, задержав Боя во Франции. В Версале Большой совет союзников заседал постоянно. Как можно жениться в таких условиях? Увольнительные были отменены. Женитьба временно отложена.