Эзрас Асратян - Иван Петрович Павлов 1849 —1936 гг.

Великий физиолог гордился ведущей ролью советских специалистов в развитии многих важнейших разделов физиологии, искренне радовался каждому крупному вкладу наших ученых в сокровищницу мировой науки. Он писал ленинградскому Обществу физиологов им. Сеченова: «Да, я рад, что вместе с Иваном Михайловичем (Сеченовым.— Э. А.) и полком моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти физиологического исследования вместо половинчатого весь нераздельно животный организм. И это — целиком наша русская неоспоримая заслуга в мировой науке, в общей человеческой мысли» [ 64И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. I, стр. 27.].

И. П. Павлов оперирует, 1931 г.

В Павлове как ученом гармонично сочетались непревзойденный мастер физиологического эксперимента и крупнейший теоретик физиологии, биологии, медицины. У нас есть все основания считать Павлова основоположником физиологической хирургии. Он был не только подлинным новатором в обдумывании, планировании и осуществлении новых видов хирургических операций в целях физиологических исследований, но и виртуозным хирургом. Будучи левшой, он с детства систематически тренировал правую руку и довел ее в функциональном отношении до совершенства. Финский физиолог Р. Тигерштедт, присутствовавший на его операциях, с восхищением писал о хирургическом мастерстве ученого. Простые операции Павлов делал настолько быстро, что, когда заканчивал какую-нибудь из них, многим из присутствующих казалось, что операция только начинается. Идейный предшественник Павлова, И. М. Сеченов, писал в своих автобиографических очерках, что, по всеобщему мнению, Павлов признавался самым крупным экспериментатором среди физиологов Европы.

Павлов придавал первенствующее значение получению и накоплению новых фактических данных. Он, как и Писарев, считал что «слова и иллюзии гибнут — факты остаются», что проверенному, достоверному «господину факту», и ничему другому, принадлежит последнее слово в научных спорах, в познании сущности загадочных явлений природы. Сам он стоял у истоков живой науки и был плодотворнейшим «добывателем» оригинальных и ценных фактов. «...Всегда держусь на почве фактов,— констатировал он,— все мои предположения проверяю опытами и таким образом всегда опираясь на решение фактов» [ 65И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 151.]. Обращаясь к молодежи, великий труженик науки писал: «Научитесь делать черную работу в науке. Изучайте, сопоставляйте, накопляйте факты. Как ни совершенно крыло птицы, оно никогда не смогло бы поднять ее в высь, не опираясь на воздух. Факты — это воздух ученого. Без них вы никогда не сможете взлететь. Без них ваши «теории» — пустые потуги» [ 66И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. I, стр. 27.].

Как ученый-экспериментатор Павлов обладал исключительной наблюдательностью. От его глаза не ускользали даже мельчайшие детали сложнейших экспериментов. В нем очень ярко проявлялось чувство реального, способность «ощупывания» действительности, в особенности применительно к явлениям в органической природе, к функциям сложного организма. Он умел выявлять в фактах, на первый взгляд банальных и малозначащих, новые стороны, умел по-новому осмысливать их, найти в них новое содержание. Это всегда доставляло ученому огромное удовлетворение.

Часто подолгу присутствовал Павлов при экспериментах своих сотрудников в звуконепроницаемой камере. С напряженным вниманием следил он за поведением собак во время опыта, проверяя достоверность сообщенных ему сведений. Для полной уверенности в достоверности фактов, которые представлялись ему особенно значительными, он часто организовывал повторную экспериментальную их проверку другими сотрудниками в изначальных или в новых вариантах опытов.

И. П. Павлов присутствует на эксперименте, проводимом его сотрудниками. Слева направо: И. П. Павлов, К. М. Быков, М. К. Петрова, Н. П. Разенков, В. В. Савич

Вообще Павлов придавал крайне важное значение наблюдательности в научной работе, считая ее одним из наиболее ценных качеств ученого. Недаром по его указанию на фасаде лабораторного здания научного городка в Колтушах крупными буквами было написано: «Наблюдательность, наблюдательность и наблюдательность».

Павлову, пользовавшемуся славой виртуозного хирурга и искусного экспериментатора, обогатившего мировую науку совершенно исключительными по объему, многообразию, оригинальности и научной значимости фактами, был чужд слепой эмпиризм. Он очень высоко ценил значение теории в научной работе, всемерно прививал своим сотрудникам любовь к теоретическим исследованиям и относился с презрением к «архивариусам» фактов. Павлов считал, что научная теория нужна не только для того, чтобы было на что «цеплять факты» и объяснять их, но и для того, чтобы «было с чем двигаться вперед», что «Если нет в голове идей, то не увидишь и фактов». «Настоящая законная научная теория должна не только схватывать весь существующий материал, но и открывать широкую возможность дальнейшего изучения и, позволительно сказать, безграничного экспериментирования» [ 67И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. III, стр. 450.]. При этом он постоянно предупреждал экспериментаторов о печальной возможности оказаться «у поверхности фактов». «Пытайтесь проникнуть в тайну их возникновения,— говорил Павлов,— настойчиво ищите законы, ими управляющие» [ 68И. П. Павлов. Полн. собр. трудов, т. I, стр. 27.].

И. П. Павлов у камеры условных рефлексов во время эксперимента. Справа от Павлова Ф. П. Майоров и Л. Н. Федоров

Павлов был и всегда останется одним из крупнейших теоретиков естествознания. Созданное им учение о нервной регуляции трофики (питания) тканей и органов, учение о работе пищеварительных желез и учение о высшей нервной деятельности являются величественными, бессмертными памятниками высокоидейной научно-теоретической работы, проведенной с позиций боевого естественнонаучного материализма.

Не удивительно, что Павлов не любил «пустословов» и питал отвращение к любителям «умствовать» без учета достоверных фактов, реальной действительности. Он считал, что исследователь обязан проверять «каждый шаг мысля согласием с действительностью». Для него как для ученого-материалиста достоверные научные факты служили критерием истины, своеобразной мощной броней, защищающей науку от разного рода поспешных умозаключений, гипотез и т. п. В этом свете его страсть к научным спорам (известны его острые дискуссии с В. М. Бехтеревым, Я. П. Горшковым, П. А. Останковым, Л. М. Пуссеном, с Лешли, Келлером, Пьером Жане и другими отечественными и зарубежными учеными) может быть расценена как стремление бороться за установление научной истины.