Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

Описанные события происходили в то время, когда Троцкий неожиданно для самого себя летом 1933 г. получил визу на въезд во Францию. Увенчались успехом многократные ходатайства его французского переводчика Мориса Парижанина, который издавна поддерживал неофициальные отношения с радикальными социалистическими политиками, в том числе с Эдуаром Даладье [364], как раз в это время занявшим пост премьер-министра страны. В это время взаимоотношения между Францией и СССР были напряженными, и советское внешнеполитическое ведомство стремилось к их смягчению. Сталин брал курс на коллективную безопасность и общий отпор возможной «фашистской» агрессии. Советским наркомом иностранных дел Литвиновым, с подачи Сталина, была выдвинута ёмкая пропагандистская формула «мир неделим»; обсуждался вопрос о возможном вступлении СССР в Лигу Наций, которая со времени ее создания всячески проклиналась советской пропагандой как орган империалистических держав, служивший для поддержания их мирового господства.

Правительства Франции и Великобритании не приняли еще взвешенного и окончательного решения о том, как следует относиться к дипломатическим демаршам советского правительства, к его удивительной смене курса. К СССР сохранялось весьма подозрительное отношение, и Сталину давали понять, что на поводу СССР ни Великобритания, ни Франция не пойдут. Так что прием во Франции заклятого врага советского диктатора должен был послужить своеобразным посланием, одним из средств предостережения.

Правда, Троцкого принимали как частное лицо, полусекретно. Согласно взятым им на себя обязательствам он должен был проживать во французской глубинке и не вмешиваться во внутриполитические дела страны; вообще, вести себя смирно. Конечно же никто не сомневался, что вездесущая советская разведка достаточно быстро узнает о его новом местонахождении, но в этом смысле в Турции Троцкому было находиться еще опасней.

При оформлении визы дело несколько осложнилось тем, что в 1916 г., во время Первой мировой войны, Троцкий был выслан из Франции на основании административного решения военного времени за «пацифистскую пропаганду». Тогдашнее решение министра внутренних дел Мальви по всей логике уже через несколько лет утратило силу. В 1922 г. французский министр Эдуар Эррио, будущий глава правительства, во время посещения Москвы встретился с Троцким в его наркомате и среди прочего спросил, когда тот собирается нанести ответный визит в Париж. Полушутя Троцкий напомнил, что согласно приказу о высылке он не имеет права на въезд на территорию Франции. Эррио рассмеялся: «Кто же теперь об этом вспомнит!» [365]Но оказалось, что юридические бумаги в правовых странах имеют ббльшую силу, нежели слова министра, и это был один из тех случаев, когда французская бюрократическая машина стала преградой на пути международного революционера семнадцать лет спустя. Потребовалось специальное решение S6ret6 generale (службы безопасности Франции) об отмене приказа 1916 г. Оно было принято 4 июля и вручено Троцкому, как только он вступил на французский берег, 24 июля 1933 г. [366]

Троцкий с женой и сопровождавшие их лица совершили на этот раз быстрое, почти безостановочное путешествие по Средиземному морю на итальянском пароходе «Болгария» [367]. Вместе с ними приехали американцы Сара Вебер и Макс Шахтман, находившиеся в это время на Принкипо, и секретари: голландец французского происхождения Хейженоорт и немец Рудольф Клемент [368], который незадолго перед этим прибыл к Троцкому в качестве помощника, но оказался весьма способным учеником и вскоре стал выполнять вполне самостоятельные поручения. Лев Седов к этому времени тоже уже основался во Франции: после прихода нацистов к власти в Германии он переехал в Париж и перенес туда издание «Бюллетеня оппозиции».

Во французских газетах, узнавших о предстоящем прибытии Троцкого в страну, строилось много догадок о том, почему Троцкий избрал псевдоним Седов. Французы не знали, что именно под этой фамилией Троцкий был выслан из СССР и официально проживал на территории Турции в течение четырех с половиной лет. Изначально предполагалось, что Троцких поселят на Корсике. Однако этот план был затем изменен. Пароход взял курс на Марсель. Чтобы избежать столкновения с возможными демонстрациями протеста, организованными, с одной стороны, просоветски настроенными коммунистами, а с другой — французскими правыми (Троцкий боялся еще и протестов «белоэмигрантов»), по договоренности с местными властями пароход остановил при подходе к Марселю примерно в 15 километрах от порта в районе Кассиса, и Троцкий со своими спутниками пересел на моторную лодку, нанятую Седовым и его помощниками [369]. Этот конспиративный замысел увенчался успехом с одним осложнением: владелец моторной лодки заподозрил неладное. Узнав, что несколько молодых людей не очень богатого вида собираются выйти на его лодке в открытое море, к тому же без дам, хозяин передумал давать Седову лодку; и только прибывшие сотрудники Siiretd generale, разъяснившие ситуацию, спасли положение [370]. В результате Лев-младший, Р. Молинье и сотрудник французской службы безопасности приняли путешественников на борт моторной лодки, причалившей к пароходу; незаметно доставили их в Кассис, а оттуда в местечко Сан-Пале, недалеко от прибрежного города Ройана. Это место было избрано не только по согласованию с французским министерством внутренних дел, но еще и по рекомендациям властей [371].

Тем временем газета французских коммунистов «Юманите» развернула ожесточенную кампанию против приезда Троцкого. Секретарь ЦК партии Жак Дорио [372]опубликовал в газете истерическую статью о том, что правительство «радикал-фашиста» Да-ладье готовит войну против СССР и допуск Троцкого в страну является наиболее убедительным тому доказательством [373]. На бытовом уровне тоже возникало много неприятностей. Уже в первый день нахождения в Сен-Пале Молинье арендовал для Троцких небольшую виллу на берегу моря в устье реки Жиронда. Двум «пожилым иностранцам», которые «не знали французского языка» и поэтому не вступали в общение с соседями, пытавшимися с ними познакомиться сразу же по их прибытии, дом очень понравился. Но в первый же день на вилле вспыхнул пожар (как когда-то в Турции). Лев и Наталья укрылись в автомобиле, ожидая, пока пожарные справятся с огнем. Полицейские, видимо, были предупреждены властями, что никаких вопросов вновь приехавшим задавать не следует [374]. «Так или иначе, это — французская гарь, — записал Троцкий в дневник 11 августа. — Турецкая глава жизни отошла в прошлое. Остров Принкипо превратился в воспоминания» [375].