Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

В доме Бо Троцкие провели около десяти месяцев [392]. Затем власти пришли к выводу, что пребывание Троцкого вблизи Гренобля также нежелательно. В тщетном ожидании, пока какая-нибудь страна предоставит им визу на въезд, Троцкий с женой вынуждены были провести еще несколько месяцев в альпийской деревне Домен. Тем временем политическое положение во Франции продолжало резко обостряться. Еще в начале февраля 1934 г. в Париже произошла воинственная демонстрация крайне правых организаций, за которой последовали массовые выступления левых сил. Под влиянием усиления позиций Гитлера в Германии и выступлений правых во Франции коммунистические и социалистические лидеры стали подумывать об установлении единого фронта. Началось прощупывание почвы. Несколько позже к их политическим переговорам присоединились радикал-социалисты. Во Франции зарождалось движение, которое было названо Антифашистский народный фронт.

Происходили и внешнеполитические сдвиги. 2 мая 1935 г. был подписан советско-французский договор о взаимопомощи — о возможных совместных действиях в борьбе против агрессии, причем под агрессором подразумевалась прежде всего Германия. На фоне советско-французского сближения Троцкий становился весьма нежелательной фигурой как для сторонников, так и для противников Народного фронта. В конце концов министр внутренних дел М. Сарро отдал распоряжение о высылке Троцкого из Франции. Однако отдать приказ было намного легче, чем его выполнить, так как ни одно из правительств как соседних, так и отдаленных стран не желало впускать автора концепции перманентной революции, в связи с чем Троцкому объявили, что впредь до высылки из страны он будет проживать под строжайшим наблюдением французской политической полиции.

Для переговоров с местными властями обычно использовался Анри Молинье, брат Раймона Молинье, член французской организации последователей Троцкого. Он был отставным офицером, занимался бизнесом, имел вид преуспевающего дельца, был весьма предприимчив и потому удобен для контактов с представителями государства. Как-то в дневнике Троцкого появилась запись: «У меня снова открылся вчера болезненный период. Слабость, легкое лихорад(ное) состояние, чрезвычайный шум в ушах. Прошлый раз во время подобного состояния… М[олиньер] был у местного префекта. Тот справился обо мне и, узнав, что я болен, воскликнул с неподдельной тревогой: «Это крайне неприятно, крайне неприятно… Если он умрет здесь, мы ведь не сможем хоронить его под вымышленным именем!» У каждого своя забота!» [393]

С помощью своих секретарей Троцкие нашли заброшенный домик недалеко от Парижа, куда в глубокой тайне переехали. Они не имели права покидать дом и двор, фактически находясь под домашним арестом, и контролеры из Suret6 generate ежедневно появлялись в доме, чтобы удостовериться в том, что Троцкие не нарушают установленного для них режима. «Жизнь наша здесь очень немногим отличается от тюремного заключения: заперты в доме и во дворе и встречаем людей не чаще, чем на тюремных свиданиях, — писал об этом времени Троцкий в дневнике 17 февраля 1935 г. — За последние месяцы завели правда, [радио]аппа-рат TSF, но это теперь имеется, кажись, и в некоторых тюрьмах, по крайней мере, в Америке (во Франции, конечно, нет). Слушаем почти исключительно концерты, которые занимают ныне довольно заметное место в нашем жизненном обиходе. Я слушаю музыку чаще всего поверхностно, за работой (иногда музыка помогает, иногда мешает писать — в общем, можно сказать, помогает набрасывать мысли, мешает их обрабатывать). Н[аталья) слушает, как всегда, углубленно и сосредоточенно» [394]. Писалось это в то время, когда на семью Троцких обрушился новый тяжкий удар. В ночь с 3 на 4 марта 1935 г. в Москве был арестован их младший сын Сергей.

Арест Сергея произошел в условиях умышленно нагнетаемой Сталиным истерии, последовавшей после убийства 1 декабря 1934 г. секретаря Ленинградского обкома партии Кирова. Обстоятельства этого убийства до конца не выяснены и по настоящее время. Скорее всего, убийца Кирова Л.В. Николаев не был агентом НКВД. Вероятно, убийство явилось результатом ревности Николаева, чья жена Мильда Драуле, работая в обкоме, стала одной из любовниц Кирова, весьма падкого на прекрасный пол [395]. По политическим последствиям этот случай был похож на февральский 1933 г. поджог здания рейхстага в Берлине. Поджог был совершен одиночкой — Маринусом ван дер Лёббе (в литературе его фамилия часто передается как ван дер Люббе) [396], но был весьма эффектно использован Гитлером для усиления власти и установления однопартийной системы в Германии. Точно так же убийство Кирова стало той отправной точкой, от которой оттолкнулся Сталин в развязывании Большого террора и создании в СССР атмосферы всеобщего страха.

Сергей Львович Седов почти не интересовался политикой. Отец писал, что он «повернулся спиной к политике лет с 12-ти: занимался гимнастикой, увлекался цирком, хотел даже стать цирковым артистом» [397]. В 16 лет он ушел от родителей, чтобы не чувствовать себя связанным проживанием в Кремле, подальше от политических баталий в верхах. Повзрослев, Сергей проявил серьезный интерес к технике. Он окончил Московский механический институт имени Ломоносова, стал заниматься теплотехникой, двигателями внутреннего сгорания. Совместно с коллегами, двумя видными специалистами того времени, он опубликовал монографию, которая получила высокую оценку профессора В.И. Сороко-Новицкого, написавшего к ней предисловие [398].

Сергей работал преподавателем в Московском авиационном институте и по совместительству в Дирижабельном учебном комбинате [399]. В то же время он проявлял серьезный интерес к литературе, особенно западной. Брат его супруги через много лет вспоминал о нем как о «технаре с гуманитарными склонностями»: «Весь его облик был настолько далек от всяких ассоциаций с неистовым организатором Красной армии, каковым я привык считать Троцкого с детства, и тем более со злейшим врагом советского народа, каковым его считали вокруг, что в такое почему-то не хотелось верить» [400]. Сергей чувствовал в последние недели, что над его головой сгущаются тучи. Он писал своей матери в конце 1934 или в самом начале 1935 г.: «Дома у меня обстановка такая, что и рука не поднимается ее описывать. Да и не стоит этого делать. На службе у меня тоже начались какие-то неприятности, пока еще в виде слухов, чем кончится — не знаю. Хотя тон моего письма и получается довольно мрачным, но настроение у меня не упадническое. Уповаю на будущее» [401].

Обыск, произведенный в комнате, где проживали совместно Сергей, его первая жена Ольга Эдуардовна Гребнер и его вторая жена Генриетта Михайловна Рубинштейн (таковы были жилищные условия Сергея: он не имел возможности разменять свою жилплощадь, чтобы отселить первую жену), показал пришедшим к нему сотрудникам НКВД, что Сергей, при всем своем пренебрежении политикой, сохранял не только глубокую любовь к своему отцу, но и уважение к его политическим взглядам и деятельности. Согласно протоколу обыска в Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, занимавшееся в СССР и за границей политическими делами, было доставлено: «1) Большое количество рукописей, рукописных материалов и печатных материалов Льва Давыдовича Троцкого, являющихся по заявлению арестованного Седова архивом Троцкого, охватывающим период 1918–1927 год (даты приблизительные). 2) Личная переписка [Сергея] Седова с Троцким в том числе и телеграммы, во время пребывания Троцкого в Алма-Ате и за границей. 3) Большое количество разных фотоснимков Троцкого. 4) Записные книжки и адреса, записанные Седовым. 5) Гнусный контрреволюционный пасквиль, обнаруженный в красной папке, в которой хранились разные вышивальные рисунки. Папка лежала в чемодане. 6) Клинок, грамота ЦИК СССР о награждении Троцкого орденом Кр[асного] Знамени, штык и именной нож Троцкого» [402].