Георгий Хетагуров - Исполнение долга

Изредка я наведывался к другому вашему родственнику, жившему во Владикавказе, — профессору Абаеву. Здесь однажды повстречал коренастого русского человека с открытым добрым лицом и приятной улыбкой. Родственники мои называли его Сергеем Мироновичем. Позже мне стало известно, что это был С. М. Киров.

Летом 1916 года меня навестил отец. Жалкое мое существование, как видно, очень огорчило его.

— Поедем-ка домой, — сказал он решительно.

Больше года работал я вместе с ним на Военно-Осетинской дороге. Разгребал снег, убирал свалившиеся сверху камни, ремонтировал дорожное полотно. И тут неожиданно произошла опять моя встреча с С. М. Кировым. Он ехал в пароконной линейке и приветственно помахал нам рукой.

— Кто это? — спрашиваю отца. — Я видел этого человека у Абаевых.

Ответа не последовало.

К тому же периоду относятся новые мои попытки устроиться на Садонские рудники. Теперь мне даже самому непонятно, что так влекло меня туда: заработки и там были низкими, а труд не только тяжел, но и опасен для здоровья. Добыча цинка и олова велась здесь примитивным способом. Руду вывозили из забоев на лошадях, впряженных в арбы, взвешивали и опрокидывали в огромную деревянную трубу, перетянутую железными обручами. С грохотом комья руды катились вниз, к обогатительной фабрике. Хотелось заглянуть на фабрику, но туда не пускали.

У фабричной проходной всегда толпился народ, обсуждались последние новости. Именно там в конце 1917 года я узнал, что в России произошла революция и царь отрекся от престола. Там же впервые услышал имя великого Ленина. Потом у проходной все чаще стали говорить о гражданской войне, о красногвардейцах и белогвардейцах. Красные в моем представлении были людьми хорошими, белые — плохими. Пробовал поговорить на эту тему с отцом, но он резко оборвал меня:

— Не суй нос не в свое дело, молод еще!

Однако я догадывался, что симпатии отца тоже на стороне красных.

Как-то вечером к нашему дому подъехала скрипучая арба, набитая овечьей шерстью. На арбе сидел брат матери Дзате Беслекоев. Он спрыгнул на дорогу, огляделся и что-то сказал моему отцу. Потом вполголоса позвал:

— Вылазь, Гино!

Из-под шерсти легко выскользнул человек средних лет и вместе с дядей торопливо пошел в дом. Он явно не хотел, чтобы его заметили. Но я был рядом. Увидев меня, отец сердито прикрикнул:

— Ты чего здесь вертишься?! Выпрягай волов и веди во двор.

До глубокой ночи трое мужчин разговаривали в комнате для гостей. А на рассвете дядя и гость уехали в сторону Алагира.

Каково же было мое удивление, когда я позже узнал, что ночевавший у нас Гино это — Г. Бараков, командующий всеми партизанскими отрядами Северной Осетии! Под его руководством красные партизаны разгромили в Алагире белогвардейский батальон.

Гражданская война пришла и к нам в горы. Совсем рядом с нашим селением действовал партизанский отряд численностью до 150 человек. Говорили, что он прикрывает от белоказаков Кассарское ущелье. В составе этого отряда находился мой дядя Дзате Беслекоев. Вскоре ему удалось уговорить моих родителей отпустить в отряд и меня. Так я стал красным партизаном.

Шесть месяцев партизаны держали оборону в ущелье. Старшие — в большинстве бывшие солдаты — несли боевую службу, а мы, подростки, занимались главным образом обеспечением отряда продуктами питания: охотились на диких коз и туров. С хлебом было трудновато, зато мяса вдоволь.

Весной, когда Закинский перевал очистился от снега, к нам подошел из Южной Осетии крупный отряд бывших керменистов [1] Так назывались члены революционно-демократической организации крестьянской бедноты «Кермен», возникшей в Северной Осетии летом 1917 года. По всем вопросам революции керменисты выступали с большевиками. Сформированные керменистами боевые крестьянские отряды боролись с контрреволюцией в Осетии и на Тереке. В апреле 1918 года «Кермен» слилась с большевистской партией. С. М. Киров в 1920 году характеризовал «Кермен» как большевистскую партию, только приспособленную к осетинским условиям. — Прим. ред . во главе с коммунистами М. Санакоевым и А. Джатиевым. Присоединились еще и заромакские партизаны. Общая численность партизан достигла здесь 1500 штыков и сабель.

Из Кассарского ущелья наш объединенный отряд двинулся на Мизури, Алагир и далее к Владикавказу, где началось переформирование осетинских партизанских отрядов в Южно-Осетинскую стрелковую бригаду. Меня зачислили бойцом во 2-й Кавказский стрелковый полк. Так с 1 января 1920 года началась моя служба в Красной Армии. К тому времени мне еще не исполнилось 17 лет.

В начале 1921 года Южно-Осетинская бригада вместе с другими советскими частями выступила против контрреволюционных сил Грузии. Из состава 2-го Кавказского стрелкового полка выделился отряд во главе с Т. Бекузаровым. Ему предстояло действовать в районе Минеральных Вод, а затем в Пятигорске. Выполнив свою боевую задачу, отряд влился в 294-й стрелковый полк 33-й стрелковой дивизии. Мы прочесывали леса, ликвидировали белогвардейские банды в районе Кисловодска, в станицах Кумсколомская, Михайловская, Бургустанская, в ауле Абукова.

Мне особенно памятен бой за станицу Бургустанская. Наша рота, преследуя белобандитов, двигалась короткими перебежками через скошенное поле к низкорослому леску. И вдруг я провалился в глубокую яму, замаскированную соломой. В яме была обмолоченная пшеница. Попытался выбраться — не получилось: зерно засасывало ноги. Мелькнула страшная мысль: «Пропал — наши уйдут, а хозяева пшеницы, казаки, тут же обнаружат меня и прибьют». Стал звать на помощь, но никто не откликнулся. И когда я уже затаился в отчаянии, вверху показалось широкое лицо со вздернутым носом. То был красноармеец из нашей же роты, только из другого взвода. Заглянув в яму, он зло сверкнул глазами:

— Ты чего здесь прячешься?

— Да провалился я. Помоги выбраться.

— Нет уж, сиди! — крикнул боец и убежал.

Через некоторое время появился командир роты Андреев. Меня вытащили из ямы.

— Молодец! — неожиданно похвалил командир. — Какой клад нашел!

350 мешков отборной пшеницы выгребли мы потом из этого потайного кулацкого склада. Нечаянно я стал героем события, о котором долго говорили в полку. Сразу же после этого командир роты В. С. Андреев назначил меня своим ординарцем.

— Хороший ты хлопчик, только вот плохо говоришь по-русски, — сокрушался он. — Придется заняться твоим образованием.

И от слов перешел к делу, причем занятия русским языком умело сочетал с моим политическим просвещением. Бывало, принесу ему в обед котелок каши и тут же слышу:

— А ну доставай тетрадь.

Раскрыв тетрадку, я старательно выводил под диктовку командира: «Ленин — вождь мирового пролетариата», «Партия большевиков — авангард рабочих и крестьян», «Советская власть — власть трудящихся». При этом мне разъяснялись значение каждого слова и смысл каждой фразы.